Жили-были мы с братом. Часть 2 - страница 3

– Покорми его чем‑нибудь. Он без родителей пока. Лешка быстро появляется, с опаской поглядывая на нас.

На кухне тепло и уютно. Мама раскладывает бутерброды с колбасой, разливает чай и неторопливо рассказывает, как была маленькой, в школе ее старостой выбрали, и она стала мальчишек воспитывать. Это значит, что лупила их напропалую…

Лешка, не доев очередной бутерброд, прислоняется к моему плечу и засыпает, улыбаясь.

– Худущий‑то какой, – вздыхает мама.

Я пересказываю историю, услышанную от мальчугана.

– Пусть у нас поживет, пока отец не вернется. Лешка все‑таки, – Мамино лицо посерело. – Не надо. Не плачь.

– Глупенький, – улыбается она сквозь слезы. – Я поплачу, и легче станет.

Свинство, но я второй день не появляюсь у Наташи. Про университет и говорить нечего. Лешка говорит, что в его школе эпидемия гриппа, тетка совсем пропала. Так что его отмыть, одеть, подкормить надо. Все равно я ни о чем другом пока думать не могу. Мама говорит, что он без меня хныкать и капризничать начинает, как дошколенок. Даже в булочную приходится идти вместе.

– Вовка, ты? – останавливает нас парень в модном каракулевом пальто и меховой шапке‑пилотке, раскрыв объятья.

Раз под глазом синяк, значит это мой школьный приятель Витька Котенко.

Степенно пожимаю руку – нечего обниматься посреди улицы. Тем более, что от Виктора за километр пахнет спиртным.

– Все воюешь? – спрашиваю я.

Виктор, блаженно улыбаясь, надвигает шапку на подбитый глаз. Обратив внимание на Лешку, радостно реагирует:

– Ой! Твой, что ли?

Лешка сердито отворачивается.

– Мой.

– Ну, ты даешь! – восхищается Витька. – Когда успел!

– Стараемся, – скромно реагирую я. – Ты, Виктор, заходи как‑нибудь. Вдруг я смогу тебя на путь истинный направить.

– Ой, надо направить, обязательно зайду. Вот только премию прогуляю и зайду. Взяли вдруг и наградили.

– Да‑а, ты все такой же.

– Какой? – заинтересовался Виктор, гордо выпятив грудь.

– Обормотик такой же.

– Чего? – удивленно смотрит приятель.

– Котик‑бегемотик. Пока.

– Пока… – растерянно отзывается Виктор. И вдруг оживает. – Так я зайду… Вовка‑морковка.

Он радостно смеется, что рифму подобрал, в детстве у него это плохо получалось. Уходит, помахивая пижонской шапкой.

Лешка кричит ему вслед:

– У, пьянчужка.

– Он добрый, – встаю я на защиту человека из своего детства. – Просто слабохарактерный. А ты что, сильно пьяных не любишь?

– Еще любить их… За что? – совсем не по‑детски вздыхает Лешка.

Мама к нашему приходу сотворила Лешке рубашку из моей старой. Осталось только пуговицы пришить.

– Давай, я пришью, – мне тоже хочется сделать что‑нибудь хорошее для своего подопечного.

За этим занятием и застает меня Наташа.

– Так, голубчики, – говорит она, кровожадно посматривая на нас, – значит, вам хорошо, а на меня наплевать, да?

– Ой! – это я вгоняю иголку в палец.

Лешка растерянно смотрит то на меня, то на Наташу.

– Не бойся, Леша, я его не съем, – со вздохом говорит покинутая подруга, снимая пальто.

– Она меня не съест, – поспешно подтверждаю я.

Лешка опускает глаза и с независимым видом уходит на кухню.

Иголка почему‑то норовит пролезть мимо дырок в пуговицах. Ну, вредина. Просто смешно.

– Тебе помочь? – милостиво предлагает Наташа.

– Я сам!.. Ты не сердись, что не заходил. Тут такие дела с Лешкой…

– Ладно уж.

Хорошо смотреть в ее понимающие глаза. Обнять ее хочется.

На кухне грохнула табуретка, мы вздрогнули от неожиданности.