Село оказалось, в отличие от Первого Поречья, большим. Ещё не доехав до конечной, Юрий Григорьевич заметил из окна маршрутки старинную усадьбу и опытным взглядом архитектора оценил: «Шестнадцатый век».
Школьная улица оказалась сравнительно недалеко от остановки, за речкой. Но нужный Юрию Григорьевичу номер дома принадлежал вполне современному двухэтажному особняку. Это расстроило Юрия Григорьевича: «Что, опять не туда приехал?»
На его звонок вышла молодая женщина. Он извинился и спросил про тётю Полю. Женщина пожала плечами:
– У нас таких нет. Впрочем… Тут вроде когда-то давно домик был… Его наш дедушка покупал. Заходите, дедушка на скамейке сидит. Сам он подойти не может, у него ноги больные.
Юрий Григорьевич попросил:
– Вы уж, пожалуйста, сами у него спросите, я заходить не буду.
– Как вы говорите? Тётя Поля?
– Да, да, тётя Поля…
Женщина ушла на территорию особняка и вскоре вернулась.
– Дедушка говорит, что тут действительно жила женщина по имени Полина. А отчество её он забыл. О ней вам может рассказать соседка наша, Варвара Тихоновна, она её хорошо знала. Вот её дом, – показала женщина на соседнюю покосившуюся избу.
«Неужто нашёл?» – обрадовался Юрий Григорьевич.
Он подошел к покосившемуся домику. Скрипнула ещё более покосившаяся калитка. На скрип отозвался бойкий голос:
– Кто там? Заходи смелее!
Обладательницей бойкого голоса оказалась старушка, вышедшая ему навстречу, опираясь на костыль.
– Варвара Тихоновна? – спросил Юрий Григорьевич.
– Ну, я Варвара Тихоновна, – ответила старушка.
И, прищурившись, пошутила:
– Если замуж пришёл меня звать, то я покамест не собираюсь…
Юрий Григорьевич улыбнулся:
– Да из меня жених уже никакой…
– Всяка невеста для своего жениха родится, – возразила старушка.
– Варвара Тихоновна, мне сказали, что вы тётю Полю знали… Ту, что в соседнем доме жила…
Старушка вздохнула:
– Полюшку? Да, Полюшку я хорошо знала. На моих руках она, бедняжка, умирала…
– А когда она умерла?
Старушка задумалась.
– Да уж, видно, годков двадцать прошло. Может, и больше… Она ведь последние-то свои годки у меня жила. Когда её родственница-то померла, она ведь одна-одинёшенька осталась. Ну, вот… А потом и ей совсем невмоготу стало. Уж так сильно болела она, так сильно… Я и говорю ей: переходи, мол, ко мне, вместе жить будем. Она и перешла. Ну, вот… А куда ж ей деваться-то было?
– Понятно. А кладбище у вас далеко?
– Для меня-то, с моими ногами, далековато будет. А у тебя, я гляжу, ноги хоть куда, быстренько дойдёшь. А могилку её сразу найдёшь. Она недалеко от входа, с правой стороны. Памятник из чёрного мрамора. На нём фотография её. Молодая она там… Ну, вот… Других-то фотографий у неё не нашлось…
– Ну, и как мне до кладбища дойти?
– Пойдёшь по нашей Школьной улице, перейдёшь Иночь…
– Иночь? А что это? – поинтересовался Юрий Григорьевич.
– Речка наша так называется – Иночь, – уточнила старушка.
– А-а, понятно…
«Странное название, – подумал Юрий Григорьевич, – надо будет у Даля посмотреть, что оно означает».
– Справа магазин «Пятёрочка» будет, – продолжала старушка. – Иди по Советской улице, никуда не сворачивая. Слева церковь увидишь, она у нас Рождественско-Богородицкой зовётся.
– Это там, где остановка автобусная? – уточнил Юрий Григорьевич.
– Да, да, где остановка, – обрадовалась старушка понятливому собеседнику. – Церковь-то у нас знаменитая, в ней мощи преподобного Ферапонта Белозерского хранятся. Ну, вот… Иди прямо, не сворачивай. Выйдешь за село – увидишь вышку справа. А там уж и до кладбища нашего Пореченского недалеко. Оно тоже по правой стороне.
