Внутри здания пахло свежевыструганными досками и звонкое эхо передразнивало мальчишеский гомон. Обойдя все комнаты и вдоволь накричавшись играя с эхом, мальчуганы приуныли. Среди них выделялся один ушастенький пострел, он был постарше остальных и поэтому верховодил в этом поселковом отряде.
– Братва, а давайте стёкла бить? – выпалил ушастый и достал рогатку из широкого кармана пыльных штанов.
– А если дядя Егор придет? Уши нам враз пооткручивает. – пытался урезонить вожака кто-то из ребят, а Серёжа про себя подумал, что не хотелось бы с открученными ушами ходить, да, и больно это должно быть, когда уши откручивают.
– Что слабо! – не унимался ушастый, заряжая рогатку гайкой от болта – Так и скажи, что струсил, а то «дядя Егор, дядя Егор!».
Он натянул свою маленькую катапульту и выпалил в ближайшее окно, стекло с завораживающим звоном полетело на деревянный пол, рассыпаясь по нему серебристыми брызгами. Все затаив дыхание смотрели на это феерическое зрелище и когда эхо перестало звенеть братва присоединилась к своему капитану. Все, как заколдованные стали бить свежевставленные стёкла, кто пулял из рогатки, кто хватал, что попадёт под руку и швырял в окно.
Стеклянная вакханалия длилась не долго.
– Атас! Дядя Егор идёт! – раздался отрезвляющий крик, и дружная стайка кинулась врассыпную, кто в дверь, кто в окно. Серёжка и ещё несколько карапузов побежали к входной двери, в проёме которой уже показалась грозная фигура дяди Егора, кряжистого мужика с тёмными пышными усами.
– Эх, мать вашу! Щас всем ухи пооткручиваю! – орал дядя Егор, пытаясь поймать хоть одного сорванца, на всех парах несущихся мимо него на улицу. Но видимо из-за чрезмерного опьянения ему это никак не удавалось, от этого он сыпал отборным матом и всё более свирепел. Юркие пацанята один за другим проскакивали мимо него. Серёжка тоже чудом проскочил мимо широких лапищ дяди Егора, не останавливаясь помчался домой.
Забежав во двор, он юркнул в курятник и забился под насесты, тяжело дыша и слушая, как громко бьётся перепуганное сердце. «Ой, что теперь будет? Меня в тюрьму посадят. Какой я дурак, нужны были мне эти стёкла?» Маленькое сердечко судорожно трепыхалось в груди, и Серёжка испуганно ждал, когда дядя Егор войдёт во двор и открутит ему уши.
Время как будто остановилось, каждый звук во дворе заставлял биться сердце с удвоенной скоростью, но всему есть предел и сидению под насестом тоже пришёл конец. Серёжка осторожно выглянул в приоткрытую дверь и убедившись, что во дворе никого нет, выбрался наружу, озираясь по сторонам пошёл в дом.
Через пару дней после стеклянного побоища, когда страх, что всё раскроется и Сергея накажут, а самое обидное папа с мамой сильно расстроятся, когда его в тюрьму заберут, уже почти затих, одно событие вновь заставило детское сердце учащенно биться.
Серёжа гулял по двору и почти уже забыл о разбитых окнах, как вдруг увидел дядю Егора идущего уверенной походкой к их дому. «Это за мной» – ледяным холодом обожгла его разящая мысль. Быстро перебирая дрожащими ногами, Серёжка забежал в дом и залез под круглый стол, который стоял у одинокого окна. «А может он не к нам?» – но громкий стук в дверь сломал эту хрупкую соломинку.
– Кто там? – спросил отец Сергея, выходя из спальни.
– Это я Иван Лексеич, Трифоныч, по делу срочному к тебе.
– Проходи, садись! – и они сели за стол, под которым сидел не живой не мёртвый наш Серёжка. О чём шёл разговор Сергей не слышал, он затаив дыхание, ждал, когда скатерть на столе поднимется, его вытащат отсюда и поведут в тюрьму, предварительно открутив ему оба уха. И опять время замерло, сердце учащённо забилось, в ту же минуту кровь в жилах будто застыла.
