– Представь, Катя, неделю назад прошмыгнул это я мимо вас, лишь в окошко поезда поглядел на деревню – ночью кста-
ти. Темень – ни зги ничего не видно – думаю – где они там в этом мраке? А вы, наверное, спите сладко и ни слухом, ни ду- хом не ведаете, что вашего отца мимо нелёгкая понесла среди ночи. Теперь вот обратно в Калугу. Пару дней дома побуду, и снова мотайся, как маятник. Одно дело указом передать управление части местности в другой город и совсем другое, как потом работать. Бегай за каждой бумажкой туда-сюда.
– Егор, – прервала его жена, – что слышно о той финской компании, как её в газетах называют – это не начало боль- шой войны? В деревне всякое говорят: финны, немцы – из газет так совсем ничего не понять.
– Катя, мой тебе совет – в подобных разговорах лучше не участвовать. А то кто-то, что-то сам скажет, а тебя в этих словах и обвинит. У меня ничего не выпытывай, всё равно ничего не скажу, потому что и сам ничего не знаю. Знаю я вас женщин – язык за зубами вам трудно удаётся держать. Есть раненые, а как бы ты хотела? Там, где стреляют – всегда есть убитые и раненые. На охоту идут – на зайца, к примеру, казалось со- всем мирное мероприятие, а с охоты раненого товарища на себе притаскивают, а бывает и на тот свет случайно отправят. Так то же всего-навсего охота, а тут военный конфликт.
– Вот потому я и против этого союза, – сказала жена, – ещё неизвестно, сколько это протянется, а ему вот весной в армию. Боюсь я, чтобы не получилось как у его матери Ари- ны. Сколько она с Тимофеем прожила? – по пальцам дни пе- ресчитать можно…
– Ты снова за своё! Лена, почему молчишь? Скажи хотя бы слово, выскажи свой взгляд – на то, о чём мать говорит. Должен же я знать мнения обоих сторон.
– Я сказала маме, что никакого замужества сейчас не бу- дет, а она всё никак не успокоится. Отслужит в армии, там видно будет. Три года не три месяца. За это время всё может поменяться, да так, что вопрос сам по себе отпадёт.
– Ну, вот и прекрасно будем считать вопрос решенным, – сказал удовлетворительно отец, – Павел, не знаю как вам, а мне он по душе. Смотрю на него иной раз и Тимофея вспо- минаю, будто его самого вижу.
Вечером, когда за окном на деревню спустились сумер- ки, Лена принялась одеваться и прихорашиваться перед зер- калом, мать, поглядев в её сторону, сказала недовольно:
– Тебе хоть кол на голове теши: целый день толкли воду в ступе; говорили, говорили – чуть темнеть стало – уже бе- жишь к нему.
– Я что в монахини пострижена, что за порог не могу выйти?! Или мне возле вас сидеть и смотреть на вас, как по- лоумной?! – С этими словами Лена уже одетая хлопнула дверью и удалилась.
То упорство и настырность в отстаивании своей любви к Павлу, вероятно на тот период посетило её сущность, унасле- довав от тех далёких предков по материнской линии, ибо в будущем эта черта в её характере вначале притупится, а по- том совсем исчезнет. Этому всему есть объяснение в смене характера: те испытания невзгодами, которые выпадут на её долю, в дополнение к этому другая личность в лице Павла, которая будет довлеть над ней, в будущем сделают её крот- кой и покладистой. Притом, если ты любишь его всем серд- цем и душой, а попутно обременена малолетней детворой: от всего этого женщина начинает подчиняться мужу во всём, на- чиная с самых незначительных мелочей, даже если они не- справедливы по отношению к ней. В отличие от дочери, Ека- терина Дмитриевна глубоко в душе на то время испытывала иные чувства, которые не решалась говорить Лене. Кроме за- явленного аргумента – несоответствия в возрасте, она жен- ским материнским чутьём словно предугадывала ту тяжкую долю, которая ожидает её дочь. Не раз, думая о судьбе Тимо- фея и как бы на его примере опасаясь, что сын может повто-
