Дом рыбака давно был обжит, ухожен и имел даже своё лицо. В «общественной» просторной прихожей, как в корчме, большой грубый стол с широкими скамьями на чурбаках по сторонам. Здесь, в прихожей, была и русская печь, и современный шкаф с комплектами постельного белья и посудой, и вечно веселый холодильник «ЗиЛ». На озере, собственно, было всё – от уюта и рыболовных снастей до постоянного рабочего-сторожа Шитикова. Здесь можно было не только с удобствами переночевать, но при желании провести и целиком отпуск, правда, желающих не было, хватало курортных путевок.
В тот день к навесу приткнулось две «Волги» – ждали третью. Коротали время в мирной беседе. Ни у Ракова, ни у Алексея, ни тем более у Косарева, обкомовского аппаратчика, желания поудить рыбку на червячка не было. Зато у Шитикова в корзине-морде всегда имелась рыбешка про запас. Он привычно уже возился возле кострища, чтобы развести огонь и сварганить ушицу «с угольком».
С дороги все уже умылись и даже обкомовский гость снял галстук и привольно вытянул ноги под стол – босые, в шлепанцах. Экая ведь благодать возможна даже в заштатной провинции! Что значит секретарь-хозяин. Беседовали Алексей с Косаревым, Раков молчал. Плохое было настроение у председателя. Он и на озеро-то согласился, надеясь хоть как-то разувериться. Не хотелось верить, что вот так категорично, по-прежнему всё и решается – и никакой самостоятельности.
Косарев курировал их район по сельскому хозяйству. Вчера на расширенном заседании райкома он доложил о новых мероприятиях в области сельского хозяйства, рассказал о молдавском почине, о строительстве и рациональном использовании животноводческих комплексов, ознакомил с научно обоснованными проектами железобетонных дворцов для коров и свиней… А сегодня Косарев побывал в ряде колхозов и совхозов, приглядывая более подходящие для эксперимента хозяйства. В числе первых трех он и присмотрел Курбатиху – это окончательно и повергло Ракова в уныние. Он ведь прекрасно представлял, что такое – коровы без выпаса или свиньи в три этажа. А главное, он даже себе не мог ответить на вопрос: зачем это? И в то же время прекрасно знал: наверху решение принято – все будет внедряться, воплощаться в хозяйственную практику. И практика со временем все это отвергнет, как уже отвергала не раз, в том числе и многоквартирные дома лубочных агрогородков..
Лишь краем уха Раков улавливал разговор, но и тогда удивлялся: они говорили о предстоящей ухе, о холодном пиве, о рыбалке, о скором отпуске и в общем ряду, между прочим, упоминали и о комплексах как о деле настолько ясном, перспективном и правомерном, что и сомнений уже никаких нет и быть не может… Либо они ничего не понимали и не хотели понять, либо им все безразлично, как будто и весь-то социализм строили они из кубиков без привлечения людей. То, что с Алексеем бесполезно говорить о деле, Раков знал: этот или «уйдёт», или вполне серьезно заявит: ваше дело – вот и думайте, каждому своё… Но ведь Косарев – партийная власть. Так неужели с таким безразличием можно стоять у власти – и строить из кубиков! Что ему скажешь, о чем спросишь?.. И все-таки именно с Косаревым хотелось бы поговорить откровенно – не решать какие-то вопросы, не искать решения, но хотя бы уловить, понять возможный официальный ответ на свои задумки, о которых пока знает один-единственный человек – агроном Струнина…
