– Отец, там мать померла, – я сразу перешёл к делу.
Не поднимаясь с кровати, он недовольно буркнул:
– Нашла время! У меня, мой мальчик, на эту ночь другие планы. Иди-ка сюда в кроватку.
«Чёрт! Вот сукин сын!» Я не ожидал такой реакции от ублюдка.
– Там Ода возле неё уже ни один час. Вызывай скорую, – я ещё пытался найти пути к отступлению, но уже понимал, что всё это бесполезно.
– Скорая понадобится тебе, если ты сейчас же не подойдёшь. Ничего с твоей Одой-Евангелиной не случится.
Я искусал губы в кровь, пока размышлял, что мне делать. В ушах всё ещё звучала угроза отца, о том, что он может сотворить с сестрой. Подавив стон, я всё же сделал шаг вперёд и закрыл дверь на щеколду.
– Правильный выбор, мой мальчик, – донёсся до меня голос отца. – А теперь сделай так, чтобы твоему папочке стало приятно.
Спустя только час я смог покинуть его спальню. Давя в себе рвотные позывы, я отправился прямиком в комнату матери. Ода свернулась клубочком возле мёртвого тела и что-то тихо напевала. Я прислушался и узнал мотив колыбельной. Сестра раньше часто пела мне её на ночь.
«Жил за шторой на окошке,
Паучок на тонких ножках.
Никому его не видно,
Даже чуточку обидно.
Завелись однажды в кухне,
Комары и злые мухи.
И кусались, и жужжали,
Ночью детям спать мешали.
Паучок. Паучок.
Строит домик, дурачок.
Паутину всё плетёт.
В тени для себя и для семьи».
Приблизившись, я заметил, что от слёз у девочки опухли глаза. Лицо покрылось красными пятнами. Я мысленно обратился к трупу: «Проклятая стерва! Это из-за тебя она сейчас плачет. Как же я рад, что ты сдохла!»
Легонько погладил Оду по голове, но она не шелохнулась. Тогда я аккуратно просунул руки под её невесомое тельце и бережно поднял. Обессиленная истерикой, девочка не стала в этот раз сопротивляться. Я нёс сестру в свою комнату, надеясь, что в моих объятиях она вскоре заснёт. Так и вышло. Спустя некоторое время её голова отяжелела и дыхание более-менее выровнялось. Изредка она продолжала всхлипывать во сне, но это всё же лучше, чем открытая истерика.
Я боролся с желанием оставить сейчас Оду и отправиться обратно в спальню. Мне хотелось в полной мере насладиться триумфом. Посмотреть в мёртвые глаза и сказать в голос: «Видишь, мать, ты так старательно пыталась разлучить нас с сестрой, а в итоге толкнула её прямо в мои руки». Но я ничего такого не сделал. Я не оставил Оду. Я не сказал матери то, что собирался сказать. Лишь крепче прижал маленькое тельце к себе и улыбнулся своей небольшой, но победе.
Начало 2014 год.Ода.
Проснувшись от странно-щемящего чувства в груди, я сразу поняла, что с мамочкой что-то случилось. Подходя к её спальне, отчётливо ощутила, что мои внутренности сворачиваются в узел. Несмотря на страх, всё же толкнула дверь. Та отворилась почти бесшумно, и я сделала шаг вперёд. В темноте практически невозможно разглядеть лицо, лишь неясные очертания.
– Мамочка, у тебя всё хорошо? – шепнула я, но в ответ, леденящая душу, тишина. – Мам? Мама?!
Тихонько подошла к тумбочке и нажала на выключатель лампы. Комнату озарил тусклый свет. От увиденного я зажала рот рукой и завыла. Мать выглядела ужасно, её лицо приобрело какой-то бледно— голубоватый оттенок. Грудь больше не вздымалась в попытках сделать вдох. Она перестала бороться за свою жизнь. Устала. «Бедная мамочка!»
Опустившись рядом с ней на постель, я обняла хрупкое тело и положила голову ей на грудь. Сердце больше не стучало. Слёзы полились из глаз бурным потоком. Я знала, что так будет, только надеялась, что у нас окажется больше времени. Не желая верить в то, что её никогда не будет рядом, я сжала холодные ладони.
