Живой университет Японо-Руссии будущего. Часть 1 - страница 2
Эта категория практически НЕ ИЗВЕСТНА в марксоведческой, философской, экономической, социологической, культурологической, религиоведческой (включая буддоведение) и в целом научной литературе. Основная причина – полное несоответствие существующей парадигмы науки тем перспективам, которые выводимы из полагания труда вообще, Жизни, Живых труда-экономики-знания-логики и т. п. в качестве исходных категорий. Труд вообще, или абстракция труда (не путать с Марксовым же понятием абстрактного труда: он – антитезис-антипод понятию абстракции труда), есть логическое основание категорий Живое знание, Живой университет, Буддотворчество… Труд вообще дает возможность понять-построить целую систему сущностных понятий: человек вообще, Культура вообще, Творчество вообще, (Живое) знание, Буддизм вообще…
С этих позиций культура Японии-буддизма (и Востока в целом) есть форма «выражения жизни», России – «утверждения жизни», продолжающей культуру «выражения жизни», а для цивилизации Запада вообще нет места в будущем. Она не есть ни «выражение жизни», ни тем более – «утверждение жизни». А что же?
– Отрицание жизни всей системой теории и практики антично-западной цивилизации.
Такое, углубленное понимание Маркса как бы приближает его к буддизму, который тоже, в обозначенных понятиях есть форма «выражения жизни и утверждения жизни». И тогда их превращенными формами являются понятия существующей политэкономии, в т. ч. понятия абстрактного и конкретного труда – в подлинно Марксовом их понимании. Это и позволит, хочется надеяться, построить Экософию культуры Японо-Руссии, Буддотворчества и Экософскую концепцию Живого университета как Университета Живого знания (см. далее).
Для этого, вслед за подлинным Марксом, различим понятия полезного и конкретного труда. То, что Икэда-сэнсэй определил как конкретный труд, есть на самом деле, по Марксу, труд полезный, всеобщий, – как и труд вообще. А конкретный труд есть труд по производству всего разнообразия товаров – действенных средств отчуждения-насилия над человеком и умерщвления природы – с умыслом их превращения в средства дальнейшего насилия над человеком-природой (а уж потом также и средств потребления). Труд абстрактный обладает «абсолютной ценностью» далеко не во всяком обществе, но лишь в таких его отчужденных, техно-цивилизационных формах, где конкретный труд считается и действительно функционирует как, якобы, всеобщий.
Реальная логико-теоретическая сложность здесь в том, что реальный труд есть внутренне глубоко противоречивое соединение
(1) Живого труда (труда вообще, полезного и творчества) и труда
(2) предметно-орудийно-отчужденно-отчуждающего (труд конкретный, абстрактный, наемный).
Неразличение этих форм труда есть скрытая форма фетишизации предметности-отчужденности-экофобности труда и знания, в котором тоже по этому критерию можно различить Живую и предметную его формы. Строя наши Экософии культуры Японо-Руссии и Буддотворчества на основе и посредством экофильно-Живых форм труда и знания и снимая их предметно-отчужденные формы, мы, тем самым, получаем нормативный прогноз той уже глобально-всеобщей культуры эко-гармоничного будущего, о котором так страстно мечтают и которое упорно приближают наши авторы: Ч. Т. Айтматов, Икэда-сэнсэй, В. А. Садовничий и многие другие. И кроме уже сказанного, они дали достаточно идей и выводов и для следующей постановки проблемы: