«Эта история произошла в эпоху Великого Сокращения, когда эпидемии каждый день уносили жизни миллионов людей. Тогда люди еще не знали, что грядет рождение Живущего, и ошибочно винили в своих болезнях домашний скот. В ту пору жил да был на свете Мясник. Когда в его деревне началась эпидемия, он взял свой топор и за один день перебил всех коров, коз, овец, кроликов, кур, собак и кошек в округе. После этого он бросил на землю окровавленный топор и, усталый, отправился спать. Пока Мясник спал, его сын подобрал топор. Он зарубил сначала отца и мать, потом сестер и братьев, а после отправился к соседям. Всю ночь Сын Мясника убивал людей. Он залил деревню кровью, никого не оставил в живых, а на следующую ночь отправился в путь. Сын Мясника шел через деревни и города, и сотни людей каждую ночь погибали от его топора. Лишь после рождения Живущего безумца удалось задержать. Его приговорили к публичной паузе через повешение, а после возрождения младенца заключили в тюрьму…» – тут, говорил Крэкер, наступает полная темнота, слышится раскат грома – хгрбдышь! – и снова голос: «…Наши дни. Живущий всеблаг, поэтому тюрем больше нет, есть лишь исправительные Дома. В одном из таких домов живет жестокий Сын Мясника. Однажды ночью ему удается сбежать…»
Вот за что я любил сериал «Вечный убийца». Однажды ночью ему удается сбежать. Эти слова дарили надежду. В конце каждой серии Сына Мясника настигали – но надежда… Надежда оставалась со мной.
– …Почему деструктивно-криминальный вектор в инкоде – не приговор? – Крэкер, наконец, отлип от стекла и посмотрел на меня. – Тебе объясняли, почему мы должны каждый день отвечать на этот вопрос?
– Да, – сказал я. – Объясняли. Чтобы получить позитивный заряд.
Крэкер хихикнул:
– Можно и так сказать… А знаешь, почему в «Ренессансе» у нас не полный доступ к ячейке? Почему нам позволяют читать только письма непосредственного инка-предшественника?
– Эф говорит, это потому, что каждый более ранний предшественник на шаг ближе к изначальной личности Преступника. Письма ранних предшественников могут повредить исправлению…
– Твой Эф врет. Здесь никто никого не думает исправлять. Нам не дают читать письма ранних предшественников, чтобы мы не сошли с ума. Потому что все наши предшественники сгнили в исправительных Домах. Все, понимаешь? Я был здесь до паузы и вернусь сюда после…
– Перестань.
– Отсюда нет выхода!
Словно в подтверждение его слов Сын Мясника принялся биться лбом о прозрачную стену. Это было одним из его излюбленных развлечений.
– Я многое знаю. У меня есть письмо моего инка-предшественника. – Крэкер отвернулся от Сына, его нервировали эти беззвучные удары. – …Очень скучное. Распорядок дня, пересказ сериалов, наблюдения за погодой, цитаты из Книги Жизни, «пятнадцать свидетельств того, как хорошо я исправляю свой вектор» и все такое… Но это шифр. Я сразу понял, что это шифр. А Крэкер всегда разгадает шифр – особенно если его придумал он сам…
– Ты сумасшедший.
– …Крэкер взломает любой пароль. Крэкер пройдет через любую защиту. Крэкер напишет любую программу. Мое чудовище должно умереть…
– Замолчи!
– Мое чудовище должно умереть…
– Заткнись, Крэкер! Ты что, хочешь, чтобы тебя заперли в одиночку, как этого вот? – я ткнул пальцем в стекло. – Это запрещенная фраза. Особенно для тебя! Это же из месседжа Франкенштейна!
– Месседж Франкенштейна, – мечтательно прошептал Крэкер. – Когда-нибудь я его допишу.
