«Ничего себе, – подумал он, – они же еще не знают, что Гаврила Принцип уже зарядил свой пистолет. А мы всё знаем, и в этом наше огромное преимущество перед низложенным строем».
Через несколько дней начнется Первая мировая война. Шли последние мирные дни еще молодой бабушки Нюры и Таты Михайловых. Да и для всего человечества.
Какая странная все-таки жизнь. Мама рассказывала, что какой-то врач порекомендовал бабушке Артура, впоследствии названной им Бабой Ягой, кислые воды от желудочных колик. Ее муж, дед Артура, инженер-путеец, совершенно не хотел отпускать их одних к диким горцам и послал с ними гувернантку Фифи, полную дуру и ни слова не говорящую по-русски.
Сама Таточка в свои пять лет выглядела на семь, потом в восемнадцать она будет выглядеть на двадцать пять, пока не стукнет шестьдесят и она будет выглядеть глубокой старухой – такой и останется в его памяти уже – как на последнем своем фото.
* * *
Рогова влетела в комитет комсомола, словно выстреленная из пушки. А зарядили ее в деканате, когда руководство узнало, какое подрывное мероприятие готовится ко Дню Сталинской конституции. Конечно, на самом деле это Тамаре по секрету сказала секретарь Зоя. Такая хорошенькая до одури второгодница, которая бесконечно брала академку под видом различных заболеваний. Когда она всем надоела, ей зачли все хвосты, вручили диплом и попросили никогда больше не появляться на факультете. На это она тут же устроилась секретарем в деканат и проявила недюжинный партийный нюх.
– Ужас, – невнятно нашептывала она куда-то за шкирку Роговой, – ужас, кошмар, всех выгонят и меня в первую очередь…
Когда Тамара влетела в комнату комитета комсомола, Артур стоял на плечах могучего Никиты, изображая памятник с протянутой рукой, очень похожий на артиста Щукина из фильма «Ленин в Октябре».
Берта, Ирина и Леша хохотали. Артур был растерян и горд, он не знал за собой таких талантов. Наполеон был хором отставлен и, к ужасу Артура, заменен более близким историческим персонажем. Лариса мрачно сидела в углу, ей совсем не нравилась эта компания. И текст Леши, который она держала в руках, тоже.
– Прекратить, – гаркнула Рогова, – немедленно.
Артур пошатнулся, но устоял.
Берта возмутилась:
– Вы нам мешаете!
Ирина сказала жестко:
– Выйдите за дверь.
Еле переведя дыхание, Тамара с трудом проговорила:
– Вы что… вы с ума сошли… Да вы знаете… Там такое про вас говорят…
Леша подошел к ней и ласково погладил по голове:
– Успокойся, дорогая! Лучше помоги нам.
– В чем? – вылупила глаза Рогова. – В антисоветских настроениях?
– Где ты их видишь, – спросил Леша, оглянулся и даже посмотрел под стол, – где?
– Прекрати фиглярничать, – крикнула Рогова, бросилась к Ларисе и вырвала из ее рук текст.
Артур неловко слез с плеч Никиты и надел очки. Ребята притихли. Тревога была ненадуманная. Явно кто-то стукнул, но кто? Тамара судорожно листала страницы.
– Ну что, наш цензор, – нежно спросил Леша, – нашла крамолу?
– Пока нет. Но придраться можно.
– К чему? – завопили все, кроме Ларисы.
– Ну хотя бы к Артуру. Кого он изображал?
– Ефрем Тимофеевича.
– Кого?
– Физрука. А ты думала кого? – простодушно спросил Леша.
Тамара опустилась на стул в изнеможении. Все смотрели на нее с большим вниманием.
– Ребята, не надо никого изображать, пожалуйста… Люди всегда обижаются. Он одинокий, лысый, несчастный, а вы его каким-то гигантом. С протянутой рукой…
