– То, что вы готовы лоб свой расшибить ради того, чтобы доказать, что вы его готовы расшибить, чтобы что-то доказать, то это, конечно, убедительно смотрится. – С вот такой интеллектуальной загогулиной и тавтологическими вывертами изъясняется незнакомка.
– И? – задаётся наводящим вопросом Константин.
– Пожалуй, убеждает. – Со вздохом говорит незнакомка, на чьём лице и не осталось следа от мокроты слёз.
– Тогда может перейдём к вашему делу. – Говорит Константин.
– Что ж, сами напросились. – С блеском в глазах заявила незнакомка, посмотрев более чем внимательно на Константина, заставив его сбиться в своей самоуверенности. – А теперь скажите мне, почему вы решили, что мои слёзы – это не слёзы радости?
– И чуточку злорадства. – Тут же добавил Константин, теперь уже сбив незнакомку со своей самоуверенности, которой в ней было не мало.
– С чего вы так решили? – задалась вопросом незнакомка.
– Когда тебя обуревают сомнения и неуверенность на нервах, то они часто так эмоционально из тебя выходят. – Отвечает Константин.
– И в чём я сомневаюсь, как вы думаете?
– В самой себе. – Отвечает Константин.
– А не уверена?
– А это уж вопрос не ко мне.
– Согласна. – Отвечает незнакомка, делая шаг навстречу Константину и своему откровению.
Промежуточные станции назначения
– И где он? – из-за резкого, насквозь и до мозга костей пронизывающего ветра, прозвучал так же обрывисто вопрос человека, с ног по голову закутавшегося в своё очень ветхое одеяние, чем-то похожее на плащ монашествующего пилигрима, скрывающего от мира сего под капюшоном не только своё лицо, но и свои помыслы.
Сам же пилигрим обладал не только неустойчивым и неусидчивым характером, не дающим ему хоть на мгновение задержаться на одном месте, но настолько немалым ростом, что его можно было счесть за великана среди людей. Что в свою очередь предопределяло его не среднестатистический шаг на бренной земле, а в данном случае по скалистой и безжизненной местности, из которой состояла эта свинцового исполнения округа гнева богов и перепутья судьбы, которую мерил своим большим шагом пилигрим, прохаживаясь вдоль берега реки, не менее, чем сам берег будоражащий умы своей зловещностью и мёртвой бесконтрольностью хаоса в себе. Вот только вступи твоя нога в эту водную заводь первобытного ужаса и хаоса, то ты в одно мгновение будешь обречён, поглощённый жизненным предначертаньем этой реки заклятой смерти, ещё называемой Стиксом.
И сбивающий с ног сквозняк безнадёжности, ледяной холод и стужа обречённости, принизывающие собой все клетки местной атмосферы и редкого здесь полуживого организма, создавали собой предпосылки предвзятости к своему теряющему способность мыслить будущему у людей, оказавшихся на этом берегу мира. И то возникшее на этом берегу реальности скопление и скученность людей, было отражением вот такой обречённой на безнадёжность своего спасения реальность, где спасения в самом себе уже не виделось и не имело шансов, и люди искали его друг в друге, прижимаясь друг к другу, пытаясь получить друг от друга чуточку сохранившегося тепла, при этом насчёт поделится своим не всегда об этом могла идти речь.
И все эти люди, оказавшиеся здесь не по своей воле, а для этого пришёл свой час и срок, как блуждающий и прохаживающийся вдоль берега человек только по одному виду, каждый момент имели в виду то, что делается со стороны реки, откуда каждый момент ими ожидалось появление лодки со своим кормчим Хароном. Кто единственный имел лицензию на перевозку душ людей из этого безрадостного и холодного мира живых, согреваемого только людским сердцем, в мир мёртвых, где уже можно не беспокоиться о поддержании своего внутреннего сердечного тепла и жара, об этом там есть кому позаботиться. И по совокупности ваших земных дел вам определят достойную ваших дел цену.
