Жизнь для вечности - страница 12

«Памятный день в моей жизни.

Трудно написать сочинение, а найти тему еще труднее. Я в двадцатый раз обмакнул перо в чернила и, поглядев на совершенно чистую первую страницу тетради, понял, что надо спать. Из трех тем, данных для сочинения, я не мог выбрать ни одной. „Мой любимый писатель“? – Это Эдмон Ростан[2], которого сейчас забыли. Начнешь им восхищаться, а он вдруг и окажется по одним сведениям романтиком, а по другим – реакционером.

„Памятные события в моей жизни“. Таких со мной как будто бы не было. Я никого не спасал, и меня не приходилось спасать ни из воды, ни из огня, разве только из неловкого положения у доски. О Москве тоже писать нечего, потому что…

Я уже засыпал, и мысли начинали путаться. Перед глазами мелькали события последних дней. Чей-то голос говорит: „А тему вы выбрали очень удачную!“ Я сразу пришел в себя: „Какую тему? Кто это говорит? Ах, да. Это академик-орденоносец К-в. Вспомнил. Событие как будто бы памятное. Спасибо К-ву, ведь это же тема для сочинения“. Я сейчас же вскочил, оделся и принялся писать. И к утру сочинение было готово.

То событие, которое я опишу, было долгожданным, а потому и памятным. Папе предстояло выступать в Академии наук с защитой докторской диссертации.

Это слово повторялось у нас уже два года, и вот наконец наступило желанное утро.

Коля Пестов в школьные годы

Мама приготовила мне отглаженные брюки и впервые накрахмаленный воротничок. „Плоховат костюмчик, – сокрушалась она, – вот на первую прибавку справим“. Я знаю, что она мечтает о той прибавке к жалованью, которая ожидалась после защиты диссертации. Я не возражал против этого резонного замечания, хотя знал, что того, что мама собирается сделать на первую прибавку, хватило бы на целую пятилетку.

Наконец мы едем. Я нагружен чемоданами с папиными „трудами“ за двадцать лет и канцелярской бухгалтерией по этому делу за два года; мама – свертком чертежей и диаграмм. Мама говорит, что в этих трудах и чертежах половина ее жизни, и если их сейчас украдут, то…

Она не договаривает, но я соображаю, что мне придется остаться без костюма.

Мы доехали благополучно, прибыв в Академию наук без потерь, и это был мой первый шанс на костюм. И вот я уже в зале заседаний развешиваю чертежи один под другим, чтобы в течение доклада постепенно снимать их. Мама разложила на столе папины „труды“ и выводит на доске формулы крупными, жирными буквами. Неужели кто-нибудь может сделать это для папы лучше, чем мама?

После двух звонков зал стал заполняться научными работниками. За столом рассаживались члены ученого совета Академии наук. Здесь были и старики, и пожилые, но молодых не было. У нескольких человек в петлицах поблескивали ордена. Наконец раздался звон колокольчика и председатель совета с опозданием на четверть часа объявил, что заседание ученого совета Академии наук считается открытым. На повестке дня защита диссертации профессора Пестова на тему „Физико-химические свойства солей и их определения“…я присуждения степени доктора химических наук и диссертации тов. Ч-вой на тему „Физико-химические свойства боратов“…соискание степени кандидата химических наук.

К моему сожалению, вместо папиного доклада началась заседательская канитель. Из тридцати трех членов совета присутствовал двадцать один человек, а надо не менее двух третей состава. Из-за одного человека срывалось заседание. Одни предлагали его отложить, другие – продолжить. Минут пять спорили, утвердит ли президиум Академии наук постановление совета, в котором не хватает одного человека. Вдруг является один опоздавший. Общее недовольство, но у него оказываются уважительные причины. После этого приступили к делу. Зачитали папину биографию, характеристику с места работы. Наконец докладчик получает слово.