Жизнь для вечности - страница 22

Говорят, что на Страшном суде нам простятся все прегрешения, за которые мы сами посрамили себя перед людьми. Так спешил Коля очистить свою совесть из-за съеденного куска сахара, рассказывая нам о своих проступках.

Коля отдавал себя другим, но ему не у кого было черпать силы для себя, не с кем было поговорить по душам. В душе затаилась тоска по дому и родным, хотя он и писал, ради нашего утешения, что «не скучает по прошлому». Но тут же он пишет, что начинает считать дни – сколько времени прошло из семимесячного пребывания в училище, и уже мечтает об отпуске, который дают курсантам по его окончании, и что он уже два раза видел себя во сне вернувшимся домой.

В первых числах октября Коля пишет о грозящих ему неприятностях:

«Лейтенант сказал, что желательно, чтобы мы все подали заявления в комсомол. Так что вы это примите к сведению».

Последними словами Коля просил нас помочь ему молитвой. Эта опасность так беспокоит Колюшу, что он решается на все, лишь бы сохранить чистой свою совесть. В конце письма он пишет:

«Многие ребята недовольны нашей жизнью и хотят ехать добровольно на фронт. Я тоже поступлю так, если дело дойдет до комсомола. Прощайте и поминайте» (то есть молитесь обо мне).

Природная кротость характера значительно облегчала Коле его положение. Он пишет:

«Вообще у нас очень строго. Утром плохо заправишь матрац – наряд, встанешь в строй в грязных ботинках – наряд, начнешь пререкаться с командиром – 3 наряда. Как правило, это мытье полов ночью. Некоторые моют полы чуть ли не каждый день…

Я внеочередных [нарядов] еще не имел. Я объясняю это тем, что я довольно дисциплинирован, по сравнению с другими. Когда я совершу проступок (это бывает редко) и командир мне выговаривает, я молчу, и все проходит хорошо. А другие за свои пустяковые промахи получают наряды после препирательства с командиром. У нас все возмущаются „мелочностъю“ и „придирчивостъю“ командиров, я один нахожу все в порядке вещей».

Если тяжело было душе Коли в военной среде, то не менее тяжело было и его телу. Питание было недостаточным при крайнем напряжении сил и постоянном недосыпании. Овощей в пище почти не было, обед состоял из неизменного супа «пшенки» и жидкой пшенной каши.

«Мы готовы съеть еще столько же – очень устаем, – пишет Коля. – Спать готовы везде и всюду, с10-ти до 6-ти не выспишься, кроме того, чистка оружия часто идет вместо сна, так как в расписание она не входит.

Закаляемся круглые сутки. Занимаемся мы больше на воздухе, чем в классах, часто под дождем. Каждый день проделываем по 5-16 км похода (не считая того, что мы ходим строем в классы, в столовую, в казармы и т. д.). Это походы на полигон, на стадион и пр. Таскаем на себе пулеметы – станок или тело, оба по 32 кг. Я уже раз нес их 2 км».

В другом письме Коля пишет:

«Очень трудно тащить в поле оружие. Бываешь рад грязи и луже, так как можно переложить винтовку из левой руки в правую хоть на 10 секунд, дать отдохнуть затекшей руке».

Строевые занятия длились по восемь часов (с девяти до пяти) и сопровождались лежанием часами в окопах и снегу или переползанием по мокрой земле. Казармы не топили, и обычно в них было +5°; между тем курсанты в гимнастерках – шинелей надевать не разрешалось. Спали под тонкими одеялами. В баню почти никогда не водили. Зимой два месяца водопровод был замерзшим, и в казармах не было воды. Негде было умываться, лишь изредка удавалось вымыть руки на кухне. От малейших царапин, вследствие грязи, на руках вскакивали нарывы. Все курсанты, в том числе и Коля, захворали фурункулезом, и развились кожные заболевания. Фурункулы у Колюши были и на руках, и на ногах. Он болел ими потом почти год – они прошли у него лишь к осени 1943 года.