Жизнь. Дуэль. Судьба - страница 27
В один из вечеров она объявила мужу, что подала на развод. Приняла душ и ушла спать. Супруг остался сидеть в кухне униженный и раздавленный.
Разбудил среди ночи Элю оглушительный грохот, донёсшийся из кухни, она вскочила, бросилась туда и увидела на полу в луже густой тёмной, почти чёрной крови своего полумёртвого мужа. Он всхрапывал и умирал. Как она сдирала с окон занавески и наспех перетягивала вскрытые по локтевому сгибу вены, как вызывала «скорую помощь» – ничего этого Эля не помнила.
Мужа удалось спасти, но Элина репутация была уничтожена окончательно. Родители мужа её возненавидели, накопали на Элю весь компромат, какой только можно было найти, объявили её «чёрной вдовой» и дрянью, а сына, от греха подальше, забрали к себе.
Когда молодые развелись, и всё потихоньку улеглось, встал вопрос о квартире. Её покупали молодым в складчину, как теперь делить? Между собой родители после случившегося не общались, превратившись из родни в кровных врагов. Элю свёкор и свекровь не то, что видеть, они имени её слышать не могли. Из – за этой рыжей потаскухи они чуть не лишились сына! Единственного сына!
Но благодаря каким – то сложным гроссмейстерским ходам, родители Эли откупились от бывших сватов половинной стоимостью квартиры. В итоге всех этих математически лихо закрученных действий, Эля в двадцать два года стала полноправной и единоличной хозяйкой уютной двухкомнатной квартирки.
К тому же, разведённой женщиной с хлебной работой и с маячившим впереди дипломом, с помощью которого надеялась открыть для себя ещё не одну заветную дверцу в благополучие. В знаменателе было лишь отсутствие любви.
С любовью было сложно: она всё не шла Эле навстречу и не шла. Ни на кого не звучала струна души. В душе было тихо и холодно. Часто, плача по ночам в подушку, Эля думала: «Проклята! Как пить дать, проклята!». Эля училась и работала, бегала наманикюренными пальчиками по клавишам кассы в новеньком «супер – пупер» магазине, где коллектив был в основном молодёжный и дружный. Подружки у Эли были весёлые и бедовые, не обременённые интеллектом.
С такими о высоком не особо поговоришь, да и не очень – то было Эле и надо. Её устраивали их весёлые посиделки, разговоры про тряпки, театры и вообще. В разговорах о мужчинах участвовал весь их в большинстве своём, женский коллектив (на весь коллектив был один шикарный мясник и два серьёзно пьющих грузчика). По утрам дамы делились впечатлением, оставленным в их душах и на помятых лицах ночью.
Эти утренние разговоры на тему: кто, с кем и сколько доводили Элю до бешенства. Все её товарки выглядели в них или прекрасными недоступными принцессами, или дешёвыми шлюхами. Среднего арифметического как – то не получалось.
Особенно бесила Элю продавщица из молочного отдела, цветущая блондинка лет пятидесяти от роду, внешне этакая донна Роза Д, альвадорес! По утрам донна Роза Д, альвдорес рассказывала такие умопомрачительные ночные приключения, пережитые ей с собственным мужем, что у молодых девчонок волосы становились дыбом, женщины же постарше начинали задумываться: а не прожили ли они жизнь зазря?
Из её утренних отчётов вытекало, что «еёный» темпераментный и ненасытный муж, несмотря на тридцатилетний супружеский стаж, глумился над «ей кожную ночь». Количество испытанных ею за ночь оргазмов зашкаливало за третий десяток.
Эля прекрасно понимала, что перед ней несчастная, забытая мужем и, видимо, Богом женщина, не вполне ещё очнувшаяся от ночных безумных фантазий. Понимала, но интеллигентно молчала.