Наконец, настало утро, когда Лялька ввалилась в контору, отсвечивая лилово – оранжевым фингалом. Последний всплеск ревности непонятого и не принятого гения, развёл супругов по разные стороны жизни. Ушла Ляля из роскошных апартаментов, одной рукой держа за руку своего маленького сына, а в другой болтались их необходимые каждодневные манатки. За остальным решено было вернуться попозже, с охраной.
Но никакого «попозже» не произошло. Вопрос был поставлен ребром: «Или, вернись, я всё прощу, или катись колбаской по Малой Спасской, в чём мать родила!». Ляля предпочитала колбаской, чем отбивной, в которую рисковала превратиться с помощью ещё так недавно желанного мужа.
За вещами к мужу поехали Лялины старшие братья с балансиром – грузином. Переговоры были недолгими, и вернулись посланцы с вещами и даже кое – какими драгоценностями. Но не было там того, что дарил Вадим, Короче: «подарки – не отдарки» это не про Лялиного мужа.
Из ресторана Ляле пришлось уйти. Каждый рабочий вечер Вадим умудрялся превращать в пытку для сорвавшейся с крючка жены. Он большее время проводил не у микрофона, а за столиком оркестрантов, где благополучно опрокидывал в себя кофейник за кофейником.
К концу вечера он уже просто держался за микрофон и слова песен не пропевал, а проговаривал, сбивался и нёс околесицу. Основная нагрузка вокала легла на Лялю. А конец вечера происходил просто трагично: Вадим цеплялся за Лялины руки, юбки, уговаривал, бесновался и требовал возврата к былому.
К былому возврата быть не могло: Ляля была опять востребована, опять счастлива, опять собиралась замуж. Эля слегка недоумевала. Всю жизнь Эля боролась, преодолевала и достигала.
А Лялька жила, как придорожная трава. Кому не лень, нагнулся и сорвал. Недолго поросла у обочины и на этот раз. Нашёлся не ленивый, нагнулся, сорвал, заобожал, и дело опять быстро пошло к браку. Было небольшое препятствие в виде жены где – то там, в далёком прекрасном городе Ленинграде, но оно как – то не представлялось серьёзной помехой счастью.
За тот год, когда Ляля опять примеряла свадебные головные уборы и витала в эмпириях, Эля сделала удачную рокировку с подачи мужа в серьёзный бизнес. Открыла несколько филиалов дочерних фирм, а это, учитывая хоть и дышащий на ладан, но ещё реально существующий советский строй, было не просто победой!
Это был рывок в сторону свободного и самостоятельного предпринимательства, с постепенным расширением границ. И пусть границы эти пока были обусловлены только общением со странами социалистического лагеря и странами экономических сообществ, но первый широкий, во всю ногу шаг к свободе был уже успешно сделан.
Эля моталась по городам и весям, продвигала какие – то безумные проекты, постепенно подминая под себя весь бизнес грузина. Грузин плавно переехал на позиции «подай – принеси». Личная их жизнь клонилась к закату, поскольку почти во всех пунктах пребывания Элю ожидали бесчисленные множества супружеских ипостасей, скреплённых договорами и успешным деловым содружеством.
К пятому году супружеской жизни Мираби решил вернуться на родину, в свой поющий и волнующийся неповторимый Тбилиси. Без скандала, щедро разделив бизнес, он уехал, освободив тем самым Элю от угрызений совести. Расставались цивилизованно – холодно. В аэропорту, провожающая его Эля, всё же ждала каких – то последних горьких слов, но ничего разрывающего душу не произошло. Грузин просверкнул в небе реактивной полоской и растаял без следа, как и не было…
