– Нет, но так же нельзя, это же невозможно слушать – не переставала верещать Лялька.
Эля с облегчением впихнула нежную задницу своей подруги в такси, холодно бросила:
– Чао! – развернулась всем корпусом и поспешила уйти подальше от площадного мата одной и лицемерия другой, скорей в свой дом, в свою тихую гавань!
Она брела к дому и думала: «Почему судьба так некрасиво свела с ума тихую интеллигентную женщину»? На ум снова пришла красивая, изящная всвоём безумии Офелия, в исполнении Насти Вертинской. Смотреть на неё было не страшно, а приятно. А тут, действительно! Не приведи Господь!»
Эля решила не звонить пока Ляльке. Визжание той на остановке всколыхнуло в Эле муть души, муть плеснула зловонной брызгой на Ляльку, в том смысле, что подружка – то, ещё та цаца!
В случае чего – первая открестится и осудит, а может и уже осуждает и перемывает её косточки со своим брутальным, что б ему лопнуть, хапуге этому поганому! Для таких, внешняя благопристойность – это всё! За этой благопристойностью человека не разглядеть им ничего не стоит!
Но позвонить пришлось, так как куда – то запропастился верный Эрик. Лялька виновато сопела в трубку, но, якобы, ничего не знала. Эля чувствовала какое – то движение у себя за спиной, понимала, что происходит что – то.
Что – то происходит, и Лялька об этом знает, но ей приказано молчать, и она молчит, напрочь забыв об интересах подруги. С полуслова оборвав разговор, Эля отсоединилась.
А вечером без звонка влетела, как ураган, обрушив на Элю поток печальной информации, Лялька. В тот злополучный вечер, мальчики (так и обозначила: «мальчики»), конечно, совершенно случайно попали в одно не совсем приличное заведение.
Там хорошо выпили, и Эрик попал в сети одной юной гетеры. Никто ничего серьёзного не думал, но сорокапятилетнего Эрика закрутило в жерновах страсти, он влюбился отчаянно и безоговорочно.
Эле об этом рассказывать запрещено, так как Эрик, несмотря ни на что, Элю боится. Но хотел бы решить всё миром, без надрывающих душу выяснения отношений, так сказать, цивилизованно.
– Так это он тебя прислал? А я – то дура, думала, что ты сама прибежала, за подругу болеешь! А твой – то как? Чё ж не нашёл себе какую – нибудь там помоложе и качеством получше?
– Да причём тут Викентий? – взвилась Ляля – Ты же знаешь, что он не из таковских!
– Да что ты говоришь, дорогая? Ляля! Ты, действительно, блаженная или тебе так удобно? Просто удобно и всё?!
– Что ты хочешь этим сказать? – трусливо сморгнула Ляля.
– А то, что у колодца и не напиться? Ты сама – то веришь в то, что в этом злосчастном борделе он выступал в роли статиста? – Эля устало взмахнула рукой, прошла в кухню, не приглашая и не прогоняя свою такую любимую и такую ненадёжную глупую подругу.
Лялька приплелась в кухню, как приговорённая, потеряно, на ощупь уселась на стул, притулилась, как сиротиночка к столу, подложила под щёчку детскую ладошку и приготовилась горюниться дальше.
До самого Элиного прощения. Сверкала преданно на Элю глазами, виноватилась бровками, губками, вздыхала, короче: полный набор сироты казанской!
Но бушевала и гневалась Эля не долго, не особо – то она и переживала измену Эрика, в основном её волновало одно: как бы теперь Эрик её не смахнул, как крошки со стола, стеля коврик удачной карьеры под ноги новой пассии.
Эрик не смахнул, проявил благородство, слегка изменил сетку вещания, освободив пятнадцать погодных минут для своей Мальвины, больше та бы и не потянула, так как чело её интеллектом отнюдь обезображено не было даже самую малость.
