Жизнь графа Дмитрия Милютина - страница 77

Были и другие поездки за границу, успешно им выполняемые. Так князь Долгоруков стал одним из царедворцев, весьма надежно исполнявшим свою работу. Но главным испытанием для него было назначение начальником штаба кавалерии, командующим которой был граф Никитин. Так князь попал в рабство к взбалмошному генералу, по нескольку часов каждое утро отчитывался перед сидящим командующим, а ему приходилось стоя делать отчет. Но и это видимое унижение не подействовало на князя, он все стерпел, а из Чугуева вернулся в Петербург товарищем военного министра, а вскоре стал и министром… Конечно, назначенный военным министром князь Долгоруков был в несколько раз лучше прежнего министра князя Чернышева, который за двадцать пять лет управления министерством, в сущности, разорил его: все эти двадцать пять лет в министерстве кто только не крал, установился почти открытый грабеж, а Чернышеву хотелось кого-нибудь своего поставить на свое место, но не получилось – Николай Первый поступил по-своему. Царедворцы столько комплиментов наговорили ему о князе Долгорукове, да и сам император хорошо помнил его искательную улыбку, вот вопрос о перемещении Василия Андреевича и решился, а князь Чернышев стал председателем Государственного совета, он был человеком надменным, высокомерным, безжалостным, невежливым с теми, кто не был ему нужен по делам его. «Николай назначил князя Василия Андреевича… в припадке самонадеянности и ослепления, доходившем до полного безумия, – вспоминал Петр Долгоруков, – считал себя непобедимым и всемогущим; он громко и ясно говорил, что не имеет ни малейшей нужды в гениях, а лишь в исполнителях. Главнейшим предметом его ненависти, после конституционных мыслей, было противоречие всякого; на этот счет он с Василием Андреевичем мог быть спокойным: Василий Андреевич ему не противоречил».

Милютин хорошо знал основное мнение министра: никаких дурных вестей не докладывать императору, от этого он быстро меняется, становится раздражительным, а это раздражение больно бьет окружающих. Чаще всего министр дает благонамеренные советы всем, кто удостаивается императорского приема. Однажды прибыл из Крыма отличившийся офицер и начал говорить об ужаснейших беспорядках в администрации, а офицер прибыл с поручением от генерала Горчакова, надеявшегося сделать его флигель-адъютантом. Василий Андреевич посоветовал ему об ужаснейших беспорядках ничего не говорить императору, но офицер, богатый помещик и порядочный человек, отказался говорить неправду и все высказал императору, чем, конечно, огорчил его.

– У бедного государя столько горя, что огорчать его не следует: зачем вы все с такими подробностями рассказывали императору? – не скрывая своей досады, говорил князь Долгоруков, а уж о представлении к званию флигель-адъютанта нечего было и говорить. К тому же у министра был еще и брат Владимир Андреевич, много лет служивший у князя Чернышева адъютантом, хлопотами князя Чернышева он стал генерал-провиантмейстером, а в годы начавшейся войны ворочал миллионами казенных денег и многие из них положил в свой карман. «Чернышев не ошибся в выборе своего достойного сотрудника: Крымская война раскрыла всю бездну беспорядков и грабежа, приведенных в целую и стройную систему, потому что хорошо известно, что в России хаос и беспорядки везде, кроме грабежа и воровства, приведенных в систему самую определенную и самую полную. Во время войны Владимир Андреевич, вместо того чтобы быть отданным под суд, пожалован был через месяц по вступлении на престол Александра II в генерал-адъютанты, вероятно в награду за то, что наши войска умирали с голоду и принуждены были поддерживать свое существование тухлой провизией и что наши свежие припасы продавались врагам», – вполне возможно, что эта характеристика генерала несколько преувеличена Петром Долгоруковым, склонным резко осуждать императорскую Россию, но что-то серьезное чувствуется как в этой оценке личности генерала, так и всей Крымской кампании.