Жизнь и карты Люлькиной / Ленорман - страница 8




– Ты поступил в высшей степени неосмотрительно, уничтожив черновик, ты усложнил мне жизнь! Я догадывалась, это ты его спёр, потому что только у тебя был доступ в мой письменный стол.


– Я могу искупить свою вину за этот поступок?


– Можешь. Помоги ей составить аналоги Таро и Ленорман.


– Но я в Ленорман вообще ничего не понимаю.


– Тогда какого хрена надо было спрашивать, как ты можешь искупить свою вину?!


– Я могу помочь в изучении старших и младших арканов, но проводить аналогии – выше моих сил… я ненавижу эти карты, потому что ты пренебрегала моим обществом в их пользу!


– Я не пренебрегала твоим обществом, ты просто избалованный, привыкший получать всё и сразу маменькин сынок.


– У тебя на лбу написано: я всё могу сама, отвалите.


– Будем считать, мы обменялись комплиментами.


– Я прошу простить меня за то, что пожелал тебе долгой – долгой жизни и обрёк на 36 лет страданий.


– И чего ты от меня хочешь?


– Милосердия. Сейчас в моей жизни очень сложный период, я испытываю чувство вины необъяснимое, фантомные боли, меня замучила бессонница. Я чувствую, что медленно умираю, судорожно пытаюсь спасти всех, кто вокруг меня нуждается в помощи… но первый, кто нуждается в помощи – я сам. Ты сейчас – единственный человек, кто может дать мне недостающую информацию. Если тебе от этого станет легче, вся моя жизнь – это сплошное мучение, преодоление и крайности из аскезы в похоть, из похоти в аскезу. Может быть, это и к лучшему, что я ничего об этом не помню, но, как ты любила говорить: «Нереальное – реально, невозможное – возможно, тайное – явно».


Молчание.


– Может быть, ты что – нибудь ответишь?


– Твоя хрупкая нервная система не выдержит моего ответа.


– И всё же это лучше, чем молчание.


– Спасибо тебе, милый, за 36 лет ада: с каждым годом состояние моего физического тела становилось всё хуже, кости в прямом смысле слова сыпались, малейшее движение доставляло дичайшую боль! Я почти перестала выходить из дома. Из – за этого набрался лишний вес, который мне был противопоказан, и без того хрупкие кости не выдерживали, я почти перестала есть, последние 10 лет я лежала и думала: «скорей бы пришёл мужчина в чёрных перчатках и закончил мою каторгу». Я искренне от всей души желала тебе испытать то, что испытала я. Ты не верил ни в магию, хотя потенциально в прошлом был магом, и тоже во Франции, ты не верил в будущие жизни, магия была для тебя далека также, как для меня теперь швейное искусство. Моей мечтой было открыть салон Ленорман, но не карт, а мод и платьев.


– Да, шила ты действительно первоклассно, а сейчас шьёшь?


– Нет, с параличом это сложновато, но шмотки подбирать классно умею.


– Я хотел бы тебя попросить… ты можешь снова подарить мне часы с римскими цифрами?


– Нет, не могу.


– Почему?


– Потому что ты снова хочешь переложить ответственность за свою жизнь на кого – то другого. Ты думаешь, часы продлят тебе жизнь? Будут твоим оберегом?


– Мне бы хотелось этого.


– Это невозможно по двум причинам. Во – первых, у меня нет к тебе тех чувств, что были раньше. Во – вторых, на данный момент у меня нет возможности дарить золотые украшения. Оберег был сделан по формуле: чистый металл на чистые чувства. В этой жизни приоритет по личной жизни отдан Анри, поэтому тебе здесь ничего не светит. Её и алхимика связывает клятва.


– Меня не интересует личная жизнь, меня интересуют часы как жизненное время.