– Я тебе сейчас ноги переломаю! – Толстопятов налился кровью и стал медленно приподниматься, сжимая кулаки.
– Учел ваши возражения! – спокойно парировал Сталин, моментально отскакивая в угол комнаты. –Административный ссыльный – это вам не простой человек. Простого смертного вы можете убить, и никто не обратит внимания. Но у нас (ссыльных) другой статус. В отношении нас пишутся отчеты. Нами интересуется губернатор. Полиция по нескольку раз в месяц проверяет нас. Даже чиновники в Петербурге интересуются нами. Если я не окажусь в каком-нибудь отчете, сразу пойдут запросы. Вся государственная машина будет искать меня и рано или поздно найдет живым или мертвым. Поэтому перед тем, как к тебе идти, я сообщил в органы, что ты мне угрожал физической расправой. Кроме того, я написал соратникам по революции, что, если вдруг пропаду, виноват в этом ты. Сам понимаешь, что мои ребята церемониться не будут. Они тебя вместе со всей семьей на лоскутки порежут! Дальше сам решай, Филип.
– Беда пришла в дом! Господи, помилуй и спаси! – огромный Толстопятов широко перекрестился, бухнулся на колени перед иконой и принялся горячо молиться.
Сталин терпеливо ждал. Примерно через полчаса Толстопятов потный и красный перестал биться головой об пол и устало поднялся.
– Закончил? – поинтересовался Сталин. – Уважаю твои религиозные принципы, но Господь в данной ситуации тебе ничем не помочь не сможет. Это я тебе как выпускник Тифлисской духовной семинарии говорю.
– Уйди, проклятый безбожник! – слабо возразил Толстопятов.
– Хорошо. Уйду. Только прежде ответь мне на маленький вопросик. Палить мне твой дом или нет?
– Нет.
– И?
– Что?
– Где бабло?
– Почему именно я? У нас здесь в Уде богачей куры не клюют! У любого из них рублей по двести запросто можно отжать. А я человек бедный. Почти нищий. Какие сто двадцать рублей? Откуда? Я таких денег сроду в глаза не видел. Пожалей меня, Христа ради! Заставь вечно богу молить, добрый человек. Хочешь на колени перед тобой встану? Век за твое здоровье всем селом молиться будем. У меня детки малые. Хоть их пожалей. Лидочке, младшей доченьке, только недавно двадцать три годика стукнуло. Маленькая еще. До сих пор не замужем. У тебя самого детки есть? Как отец отца ты меня поймешь. Господь бог воздаст тебе сторицей, что несчастную семью Толстопятовых не обидел!
– Ты так переживаешь, как будто с жизнью прощаешься. Весь аж красным сделался. Смотри, Филип, здоровьем шутить нельзя. Так удар хватить может. Что касается местных толстосумов, мне ими заниматься некогда. Можешь сам с ними разобраться. Возьми с каждого мою долю в пятьдесят рублей, а остальное себе оставь. По рукам?
– Другое дело! – Толстопятов, который за минуту до этого выглядел маленьким и жалким, вновь обрел свою солидность и полноту. – Сто двадцать я тебе сейчас отдам. А что с наших богачей соберу, вечером занесу. Одно условие: буду всем говорить, что ты по сто пятьдесят собираешь. Меня не пали!
– Договорились.
Вскоре у Сталина оказалась круглая сумма, которой было вполне достаточно для побега. Он купил себе толстый шерстяной свитер, бараний тулуп, меховую шапку и валенки. У полицейского пристава по дешевке приобрел ксиву его помощника и командировочное удостоверение.
Побег из ссылки в те времена был плевым делом. Надо было только доехать до железнодорожной станции, взять билет на поезд и подкупить свидетелей, которые должны пустить следствие по ложному следу.
