Главное, до этого о нём ни слуху, ни духу не было месяца два…
«Как связь? Как ученья? Какие проблемы?» – раздавался генеральский рокот. Всё вроде бы нормально, но потом прозвучал неизбежный вопрос: «А как голуби?»
Надо было что-то решать…
Ситуацию спас Кирьянов:
– "А они улетели!"
– "Как улетели?"
– "Сбились в клин, товарищ генерал, и улетели…"
– "Как улетели? Куда?…"
– "На Юг, наверное, товарищ генерал! …"
Сначала было слышно только сиплый свист забираемого воздуха. Лицо генерала из красного, цвета его лампасов, превратилось в багровое…
– "Муда-а-а-к!!!.. Пра-а-порщик!!!.. ГОЛУБИ НА ЮГ НЕ ЛЕТАЮТ!!!.."
Этот генеральский рёв долго ещё гулял по ущелью, заглушая гул водопада и распугивая горных орлов.
К счастью, акул в горном ручье не водилось, иначе бы и они не выдержали этого рёва.
2. Почему нежелательно грубить незнакомым людям, особенно в армии?
То, что незнакомцам грубить не безопасно, доказал ещё Булгаков в «Мастере и Маргарите», да и жизненная практика подтверждала это неоднократно. А уж на воинской службе это обязательное условие.
Дело было в учебной роте в Казахстане, куда Веню забросила судьба в начале 70-х годов..
Гарнизон оказался разноцветным каким-то. Венина рота служила под тяжестью общевойсковых красных погон, а бойцы с узла связи прикрывали свои плечи чёрными погонами. Имелась ещё незначительная прослойка вольнонаёмных гражданских лиц, работавших на республиканской метеостанции и разделявших нас на «краснопогонников» и «чернопогонников». Почти как остроконечники и тупоконечники.
Задачи и цели у всех были разные, начальство и командиры тоже.
Общими были только Родина-мать, жаркое местное небо, «Устав внутренней службы», да общая территория, огороженная большим забором.
Служба была необременительная, но однообразная. Несмотря на то, что бывших студентов в армии не очень-то любят, считая их больно умными, Вене не на что было жаловаться..
Всё началось с «Боевого листка»– не находилось желающих его выпускать.
А Вене-то что, ему только свистни! Всё же какое-никакое, а разнообразие.
Ну и изобразил он в стиле социалистического реализма, как в парково-хозяйственный день бойцов отправляют на дачи и огороды к начальству, как постоянно хочется есть, потому, что в столовой продукты воруют, и прочие прелести окружающей действительности.
«Листок» провисел в роте под дружный хохот минут десять, а потом был сорван дежурным по части. Потом была встреча с особистом, который торжественно заключил «Листок» в свой бездонный сейф со словами, что сей компромат на Веню будет храниться у него теперь вечно.
Не прижилась, короче, здоровая сатира в армии.
За это приключение, да и за многие другие Вене приходилось после отбоя заниматься всякими малопривлекательными, но очень полезными для поддержания казармы в должном санитарном состоянии делами. Наряды вне очереди не сокращались, а совсем наоборот, неуклонно увеличивались с каждым днём. А поскольку фронт работ внутри казармы был весьма ограничен, да и всё уже блестело, как у кошкиного ухажёра определённые места, то старшина додумался поручить Вене разбить цветник напротив входа в казарму.
Веня и сам эстетически был не удовлетворён унылым видом на входе. Выскочишь, бывало, после подъёма ни свет, ни заря полусонный на зарядку и видишь: на улице бюст Ленина хмуро так и недовольно смотрит на голую, выгоревшую и вытоптанную землю.
Молчит Ленин, но видно по выражению лица и облупившейся краске, что не нравится ему вся эта окружающая действительность.
