Доктора, кои преподавали в университете, и приглашались отцом для консультации, не могли определить природу моего заболевания. Диагноз «чахотка» они ставить не решились, так как от чахотки обычно умирали, а я выжил, хоть и был ослабленным.
На семейном совете родители приняли решение отправиться в Индию, где, якобы, по слухам жил один человек, называемый «гуру», который мог лечить все хвори и немочи, и вообще, знал многое, что было неведомо для петербургских и московских учителей, профессоров и уважаемых людей, вхожих в наш дом.
Ещё до моего рождения родители переехали из Самары, где жила наша родня, ибо отец был призван на императорскую службу в С-Петербург в качестве инженера.
Идею о поездке в Индию я воспринял с не очень большим энтузиазмом, что, впрочем, было связано с тем, что я был значительно ослаблен своей болезнью.
Путешествие предполагалось на корабле, и в то утро, когда я впервые оказался на палубе этого царственного гиганта с запоминающимся названием «Пётр Великий», я сосредоточился на море, наблюдал за водной рябью, а мой слуга «Иваныч», которому я был препоручён и вверен, стоял чуть в стороне от меня и следил за тем, чтобы я «был в порядке».
Иваныч представлял собой высокого человека в сюртуке с седой бородкой и добрыми глазами. Он мне всё спускал с рук и прощал, и обо многих (почти всех) шалостях не докладывал родителям, и за это я был ему особо благодарен.
К тому времени моя мать, Маргарита Львовна, женщина грамотная и продвинутая для своего времени, очень сильно увлекалась эзотерикой, перечитала почти все книги по теософии, зачитывалась Анни Безант, Алисой Бейли и Еленой Блаватской. Несомненно, это было модным, однако нечто большее привлекало мою мать к эзотерике. Она действительно верила «в карму» и «закон перевоплощения души»; она хотела получить ответы на многие свои вопросы, а по слухам этот загадочный индийский гуру знал всё обо всём и мог сказать, кем ты был в своей предыдущей жизни до воплощения на Земле.
Отец, конечно же, не разделял этих радикальных взглядов матери, но не возражал ей, не спорил. Он просто давно не путешествовал и решил непременно побывать в легендарной Индии.
Когда мы прибыли в Индию, первое, что осталось в моей памяти, это ужасная жара; она была такой сильной, такой невозможной, что заставляла многих приезжих эмигрантов, словно кротов, проторчать в гостинницах, где они останавливались.
Что касается нас, то отцу удалось выхлопотать неплохое жильё, которое сдавалось одной почтенной женщиной-индеанкой, специально предназначенное для приезжих русских эмигрантов.
«Мадам Энн», как мы её называли здесь, и как она сама представилась нам, неплохо разговаривала по-русски, хоть и с некоторым английским акцентом, поскольку английский являлся её «вторым родным» языком после «хинди» и «сантали».
Мадам Энн была одинокой пожилой женщиной с типичной внешностью индийской женщины. Её огромные тёмно-карие глаза, казалось, вмещали в себя всю гамму чувств, которые может испытывать человек – у неё были глубокие глаза. Она жила в соседнем доме-пристрое, никогда не досаждала нам, как это делают другие домовладельцы.
По утрам и вечерам я мог видеть её на балконе, когда она сидела под солнечным зонтом, расставленным слугою, и наслаждалась созерцанием окрестностей. А к вечеру мама сама посылала за мадам Энн, чтобы пожилая хозяйка могла принять участие в нашем чаепитии.
