Жизнь и учение святителя Григория Богослова - страница 24

Так высоко оценил Григорий Максима-Ирона. Он приблизил его к себе, поселил у себя в доме и делил с ним трапезу, во время которой епископ и философ вели продолжительные беседы[146]. Однако за спиной у Григория Максим вел переговоры с Петром Александрийским, который сначала в письменной форме признал Григория епископом Константинополя, но потом, видимо под влиянием Максима, изменил свое отношение к нему[147]. Поскольку Григорий не был официально утвержденным епископом Константинополя, а лишь по приглашению группы верующих нес там свое служение, кафедра формально оставалась свободной, и Петр решил рукоположить на нее Максима. Последний, со своей стороны, собрал вокруг себя некоторое количество сторонников среди столичного клира, а также прибывших в Константинополь египетских епископов.

Рукоположение Максима было совершено в начале лета 380 года, ночью, в храме Анастасии, когда Григорий лежал дома больной. Церемония еще не закончилась, когда настало утро и город узнал о происшедшем. Негодующие толпы людей собрались к храму и изгнали оттуда египетских епископов, которым ничего не оставалось, кроме как закончить обряд в другом месте.

Григорий глубоко пережил предательство Максима. Вспоминая события той ночи, он не скрывает своего отвращения к человеку, который был его ближайшим другом и в одночасье сделался злейшим врагом. Трудно поверить, читая строки, посвященные Максиму в поэме «О своей жизни», что речь идет о том самом человеке, которого Григорий совсем недавно так красноречиво восхвалял[148]. Даже особенности внешнего облика Максима, которые раньше напоминали Григорию о назореях и Ангелах, теперь вызывают у него только презрение и брезгливость:

Был у нас в городе некто женоподобный,

Египетское привидение, злое до бешенства,

Собака, собачонка, уличный прислужник,

Арей, безголосое бедствие, китовидное чудовище,

Белокурый, черноволосый. Черным

Был он с детства, а белый цвет изобретен недавно,

Ведь искусство – второй творец.

Чаще всего это бывает делом женщин, но иногда и мужчины

Золотят волосы и делают философскую завивку.

Так и женскую косметику для лица употребляйте, мудрецы!..

Что Максим не принадлежит уже к числу мужчин,

Показала его прическа, хотя до того это было скрыто.

То удивляет нас в нынешних мудрецах,

Что природа и наружность у них двойственны

И весьма жалким образом принадлежат обоим полам:

Прической они похожи на женщин, а жезлом – на мужчин.

Этим он и хвастался, как какая-то городская знаменитость:

Плечи его всегда осенялись легкими кудрями,

Из волос, словно из пращей, летели силлогизмы,

И всю ученость носил он на теле.

Он, как слышно, прошел по многим лукавым путям,

Но о других его приключениях пусть разузнают другие:

Не мое дело заниматься исследованиями.

Впрочем, в книгах у градоправителей все это записано.

Наконец, утверждается он в этом городе.

Здесь ему не хватало привычной для него пищи,

Но у него был острый глаз и мудрое чутье,

Ибо нельзя не назвать мудрым и этот горький замысел –

Низложить с кафедры меня,

Который не обладал ею и вообще не был удостоен титула,

А только охранял и примирял народ.

Но еще мудрее то, что, будучи искусным в плетении интриг,

Он не через посторонних разыгрывает эту драму,

Но через меня же самого,

Совершенно не привычного к этому и чуждого любой интриге…[149]

Описывая само рукоположение, Григорий все повествование строит на волосах Максима, продолжая использовать и образ собаки, прилипший к философу еще со времен Похвального слова:

Назад Вперед

Жизнь и учение святителя Григория Богослова - страница 24

Похожие книги