Мой путь до Абиджана можно сравнить – разумеется, в шутку! – с первым выходом Будды, тогда еще принца Гаутамы, в большой мир, где он сразу же встретился с бедностью, болезнью, старостью и смертью. Я жила в мире, населенном привилегированными людьми, и имела более чем ограниченный жизненный опыт. Я много раз ездила в Италию, Испанию и Нидерланды, в Лондоне учила английский и везде посещала музеи. Исключением стало посещение Варшавы с Жаном Домиником: он повез меня на фестиваль Всемирной федерации демократической молодежи, чтобы приобщить к свершениям марксизма и познакомить со страной Восточной Европы. Не могу не признать, что впечатления я получила сильнейшие, впервые в жизни встретилась с индусами, китайцами, японцами, монголами и была заворожена спектаклем Пекинской оперы.
Французские власти поскупились на деньги, поэтому плыть мне пришлось в крошечной душной каюте третьего класса В, но я не жаловалась: многие путешествовали в куда более жутких условиях. С нашей палубы я видела людей, белых и «туземцев», которые теснились у жаровни, пытаясь хоть немного согреться, отгороженные от остального мира толстыми решетками. Дважды в день матросы кормили их супом.
Первую остановку мы сделали в Дакаре, куда пришли рано утром. Над городом висело молочно-белое небо. Столица Французской Западной Африки[43] была тогда мирным и цветущим поселением с красивыми, в основном одноэтажными домами. С набережной в нос ударил странный затхлый запах, от которого запершило в горле. Это был запах арахиса, в воздухе висела красноватая пыль, принесенная горячим ветром из пустыни.
Первый контакт с Африкой не стал любовью с первого взгляда. Пассажиры-европейцы млели от восторга, меня не вдохновили ни ароматы, ни цвета, зато потряс убогий вид толпы. На тротуарах сидели изможденные женщины с детьми-близнецами, тройняшками и даже четверняшками. Безногие калеки передвигались на «пятой точке», безрукие потрясали культями. Инвалиды и нищие стучали по земле деревянными плошками, клянчили милостыню и напоминали огромный Двор чудес. А мимо них как ни в чем не бывало ехали за рулем своих автомобилей хорошо одетые и сытые белые люди. На одной из улиц я случайно набрела на отвратительно грязный зловонный рынок. Мухи жадно роились вокруг странно белесой рыбы и лилово-кровавых говяжьих туш. Я убежала из этого подобия ада, как будто за мной гнались, и оказалась в жилом квартале, где сразу наткнулась на школу. Из открытых окон доносился гул детских голосов. Я встала на цыпочки и разглядела светловолосых детишек за партами и учительницу-блондинку в элегантном голубом платье. А где же маленькие африканцы?
Ивана снабдила меня адресом одного из своих родственников Жана Сюльписа, «дядюшки Жана», военного врача, обитавшего в Дакар-Плато – центральном районе столицы. В этой семье редко встречались с гваделупцами, но приняли нас очень радушно, как близких и любимых родственников, и угостили удивительными традиционными блюдами: пряным бульоном из золотистого окуня, рисом и красным горохом.
– Все как дома! – с гордостью заметила мадам Сюльпис.
Атмосфера свидания была трогательной: все ухаживали за двенадцатилетней Беатрис, девочкой с тяжелыми физическими недостатками и умственно неполноценной. Клер, одна из дочерей дядюшки Жана, нежно кормила Беатрис с ложечки. Процесс был долгим и, что греха таить, внешне не слишком «аппетитным», но я преодолела невольную брезгливость, подошла к бедняжке и погладила ее прелестные руки, лежавшие на коленях ладонями вверх.
