– Да нет, отче, я про памятник!
В тот же день на электричке наши герои прибыли в Красноярск. Лет пять назад Агатий останавливался с матерью в гостеприимной красноярской семье брата по отцу Николая. Дядя Коля оказался заядлым рыболовом. Его старенькие «Жигули» знали все тайные подъезды к Енисею, где не встретишь ни егеря, ни рыбнадзор. А ещё Николай увлекался краеведением. Вечерами он бродил с Агатием по городу, и стремительные формы красноярских улиц обрастали фактами прожитых лет, как морские буи – слоями разноцветных ракушек. Тогда-то и узнал юноша про основателя Красноярска, воеводу Дубенского.
По прибытии путешественники сразу отправились на вокзал.
– Отче, знаете, почему привокзальная улица называется Тридцатого Июля?
– Нет, – улыбнулся Савва, – откуда ж?
Отрицательный ответ старца доставил юноше огромное удовольствие. Он надул грудь и голосом музейного всезнайки заговорил:
– Тридцатого июля 1919 года в Красноярском военном городке началось восстание против власти свирепого Колчака. В нём приняло участие около трёх тысяч человек…
– Хватит, хватит! – засмеялся Савва.
Старец остановился, улыбка спорхнула с его лица. Он взглянул на табличку с числом 30 и задумчиво произнёс:
– Александр Васильевич непростой был человек…
– Какой Александр Васильевич? – удивился Агатий.
– Вот видишь, ты даже этого не знаешь. Вице-адмирал Российского Императорского флота Колчак Александр Васильевич. Полярный исследователь, герой русско-японской войны.
– Тот самый?..
– Да, Агатий, тот самый. Не спеши судить о людях понаслышке, тогда и о тебе, быть может, не пойдут кривотолки.
Они определились с билетами. Выяснилось, что скорый на Москву отходит через полтора часа. Времени хватило лишь на то, чтобы перекусить в привокзальном буфете да в ближайшем магазине купить что-то в дорогу. Осмотр города (к радости хромоножки Саввы) пришлось отложить до следующего приезда.
Кстати, любопытный читатель наверняка спросит автора: «Откуда у них деньги?» Отвечу: благословив старца на подвиг, отец игумен достал из монастырской кубышки заранее приготовленный конверт (о намерении старца пуститься в путешествие Игнатий прознал особым образом). «Здесь хватит, – коротко пояснил он и, улыбнувшись, добавил: – Останется – сдашь по возвращении».
Одолев перронную толчею, Савва и Агатий вошли в вагон скорого поезда Красноярск – Москва. В купе, куда были назначены их билеты, уже сидели два человека. Один был в подряснике, поверх которого посверкивал дорогой наперсный крест. Мо́рок немытого оконного стекла и простенькая тюлевая занавеска производили впечатление бурой раковины, внутри которой переливается тонким перламутровым отливом крохотная жемчужина.
Священник читал книгу. Рядом с ним сидел печального вида мужчина и маленькими глотками отпивал из небольшой пластиковой бутылки жёлтую непрозрачную жидкость, похожую на облепиховый морс. Оба пассажира были средних лет, среднего роста и какой-то безликой не то приветливости, не то отстранённости.
«Мир всем!» – произнёс старец, перекрестился и, поджав ноги, устроился за столиком напротив попутчиков. Никто из них не улыбнулся и не качнул головой в знак приветствия, хотя по движению глаз можно было понять, что они отслеживают происходящие в купе изменения. Агатий забрался на верхнюю полку и, положив под голову полупустой рюкзак, блаженно растянулся на лежаке, едва уместив в стандартную горизонталь свои непомерно длинные ноги. С дороги он тотчас захотел спать, но интерес к личности священника, сидящего напротив старца, не давал покоя.
