Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - страница 12



[25]. Помню, как в мае <…> дня указанного года Катерина, дочь <…> раба монны Джиневры, жены Филиппо, иначе Донато ди Филипп[о], прозванного Тинта, столяра, явилась занять место кормилицы для Марии, дочери моей, с жалованьем восемнадцать фл. в год, начиная с указанного дня и далее в течение двух или трех лет согласно нашему соображению, доколе так или иначе необходима будет девица, дающая здоровое молоко. На сих условиях пришли к согласию мы, а именно супруга моя с означенной монною Джиневрой, в присутствии Рустико ди <…> торговца, с учетом того, что означенную монну Джиневру должно внести в красную книгу, помеченную А, на сч. 56, где она указана будет кредитором и дебитором на всю сумму выданного в означенном размере жалованья».

Разумеется, в этом фрагменте «Воспоминаний» присутствует некоторая неопределенность (как, например, зовут мужа Джиневры, Филиппо или Донато?), оставлены пробелы (для даты, имени отца Катерины и торговца Рустико). Вероятно, Франческо описывает это событие спустя какое-то время и не запомнил деталей. Торговец Рустико, выступивший посредником между высокородной матерью Франческо, монной Джованной Перуцци, и монной Джиневрой, мог зваться Бартоломео ди Марко ди Бартоломео дель Рустико – его отец, известный ювелир, работавший в Аннунциате и Палаццо деи приори, простолюдин с писательскими амбициями, на протяжении многих лет создавал уникальную рукопись о воображаемом путешествии, «Доказательство похода ко Гробу Господню», которую украсил яркими рисунками пером и акварелью: от прекрасно знакомых ему церквей Флоренции до невиданных, сказочных городов Леванта[26].

Самая странная деталь здесь – выражение «Катерина, дочь…»: за ним должно было следовать имя отца, которого Франческо теперь уже не помнит. Очевидно, это имя ему кто-то назвал. Случай уникальный, поскольку имя рабыни в документах подобного типа именем отца никогда не дополняют: для той, кого и за человека не считают, происхождение значения не имеет.

Однако два с половиной года спустя на первом форзаце своих «Воспоминаний» Франческо добавляет еще одну заметку: «Сер Пьеро д’Антонио ди сер Пьеро составил документ об освобождении Катерины, кормилицы Марии, для монны Джиневры д’Антонио Реддити, хозяйки означенной Катерины и супруги Донато ди Филиппо ди Сальвестро ди Нато, в день 2 ноября 1452 года, с учетом того, что в бумагах по ошибке проставлен день 2 декабря 1452 года, по каковой причине и засвидетельствовал документ у меня, Франческо Маттео Кастеллани, сего дня, 5 ноября 1452 года».

Таким образом, Катерина была освобождена из рабства, и именно сер Пьеро да Винчи по просьбе ее хозяйки, монны Джиневры д’Антонио Реддити, жены Донато ди Филиппо ди Сальвестро Нати, составляет акт об освобождении. Франческо прекрасно знает сера Пьеро и в дальнейшем не раз поручит ему документы особой важности[27].

Акт освобождения Катерины ныне существует лишь в виде имбревиатуры[28], сохранившейся в первом, старейшем нотариальном протоколе Пьеро[29]. Он составлен в доме мужа Джиневры, Донато, на виа ди Сант-Эджидио, или, как ее тогда называли, Санто-Джильо, за церковью Сан-Микеле-Висдомини и соборными мастерскими, в тени гигантского купола Санта-Мария-дель-Фьоре. Редко в документах молодого, но уже очень дотошного нотариуса встретишь столько ошибок, столько недочетов. Рука его дрожит, разум в смятении. Дата в самом начале – и та неверна, как будто Пьеро не смог зафиксировать в календаре день, наверняка ставший для него невероятно волнующим: сначала он пишет «