Наконец, ей удалось выгнать всех из палаты, и они остались вдвоём. Весь медперсонал в отделении давно заметил, что Игоря и Свету что-то объединяет, а потому все разошлись, им никто не мешал.
– Всё не так просто, как мы думали, да? – Игорь откинулся на подушки.
– У тебя большая кровопотеря, и она не восстановилась, хотя следов травмы нет.
– И что это значит?
– Что мы уязвимы гораздо больше, чем полагали.
– Видимо, да.
Он помолчал.
– Знаешь, чего я хочу? Поехать домой, и чтобы ты была рядом.
Света взяла его за руку.
– Я позвоню нашим, в «скорую». Мы тебя отвезём.
Адамар рвал и метал: ему принесли наконечник от стрелы, которой ранили доктора, и он, едва взглянув на него, понял: стрелял свой. Не кто-то чужой, не враг, – свой! Он готов был казнить всех лучников, но понимал, что настоящего предателя нужно искать не среди рядовых воинов, а в верхах. Игорь не появлялся уже три ночи, и владыка, не зная, что с ним, не имея никаких известий, тяжело переживал случившееся. Но когда он смотрел в лица своих военачальников, пытаясь за сочувствием распознать того, кто действительно был виновен, то видел лишь одно: это мог быть любой из них. Доверие – хрупкая вещь, думал Адамар. Она разбивается при первом же ударе. Кому из них он мог довериться, с кем разделить свои мысли и чувства так, как делал это с врачом? Ни с одним! Все они, каждый по-своему, были хороши в деле, в ведении войн, в управлении пятитысячным войском. Но в каждом гнездилось что-то такое, что не позволяло вырасти дружбе. Он понимал: это страсти, глубокие пожелания, их собственные цели и стремления. Один жаждал подчинения, власти, другой – наживы, третий мечтал о просторных землях для себя и своей семьи. И каждый мог предать ради личных интересов.
У Игоря этого не было. Он приходил, чтобы отдать. Не приобрести, – отдать. И отсюда – удивительная свобода, которая сквозила в каждом слове, взгляде, жесте. Он довольствовался крохотным местом в углу лазарета и никогда не сказал Адамару: «хочу!» или «дай!» Никогда не просил для себя. Но делился всем. Мёрз в походах, сам приносил воинов с поля, бесконечно лечил, спасал, помогал. А сколько глубины в словах, сколько тонких советов в беседах! Адамар был окружён не глупцами, но только в Игоре видел ясный, благородный ум, лишенный всякого себялюбия. А потому – доверял.
Глубокой ночью, мучаясь отсутствием вестей от друга, владыка сидел в своём шатре, окруженный зыбкими тенями, и пристально смотрел на жаркие угли, поставленные слугой для тепла. Он ждал, что вот-вот раздадутся шаги и появится доктор: ведь бывало, тот приходил очень поздно, после того, как осмотрит больных. Но лишь тишина царила вокруг, и ветер слегка шевелил полог палатки. Удушливая тяжесть легла на сердце. Есть люди, теряя которых, мы ощущаем невосполнимую утрату. Таким был для Адамара врач. Вернётся ли он? Захочет ли опять подставить себя под удар? Простит ли этому миру ненависть?
Тихий шелест прервал его мысли. Слуга стоял у входа и смотрел в лицо Адамару.
– Что ты хочешь? – спросил повелитель.
– Пришёл человек. Он видел что-то в ту ночь, но боялся сказать. Позвать его?
– Да.
В шатёр вошёл лучник, немолодой, с грубым и грязным лицом. Вошёл – и упал на колени.
– Рассказывай, – велел Адамар.
– Прости, владыка, я должен был прийти раньше, но…
Адамар ждал.
– В ту ночь я проснулся оттого, что мой друг встал. Он взял оружие и куда-то пошёл. Мне стало интересно: куда это он? И тихо – за ним. Спрятался между камней и видел, как он долго ждал кого-то. Я тоже ждал, а потом… – лучник сбился.
