Гассерт прекрасно видел и понимал, что и Мстя охладела к нему. Но что может «поставить на место» женщину лучше навязанного мужчиной секса? Не изнасилования, Боже упаси! А принуждения, когда она вынуждена подчиняться. Вынуждена делать вид, что ей все вот это необходимо и нравится.
Автомобиль, везущий Алексея Викторовича домой, остановился на светофоре, когда раздался звонок мобильного телефона.
- Ну что там еще? – недовольно спросил Гассерт, увидев на табло имя Звездинской.
- Хочу сообщить, что твой «денежный мешок» расхворался, - ехидно сообщила Мстя.
- Откуда сведения?
- Сереженька только что позвонил. Сказал, что папа болен.
- Насколько серьёзно? – уточнил, надеясь получить необходимые сведения.
- Думаю, не очень, - Мстислава была рада возможности выложить новую информацию. – Первого октября уже приступает к работе.
- Вот и хорошо, - облегченно выдохнул Гассерт. – Значит, ничто не воспрепятствует моим планам, - замолчал.
- Ты хоть поблагодарил бы за то, что забочусь о твоей карьере! – взвизгнула Мстя.
- Благодарю, - ухмыльнулся и нажал клавишу отбоя.
Что ему дали сведения о болезни потенциального инвестора, Гассерт не знал. Но держать руку на пульсе происходящего в Южной Пальмире давно вошло у него в привычку.
- Будь завтра к восьми, - велел водителю, покидая авто, Алексей Викторович.
- Как скажете! – машина плавно выехала со двора элитной многоэтажки, выстроенной совсем недавно на самом берегу самого прекрасного из морей.
8. Глава восьмая
Утром первого октября Истомины, отец и сын, вышли из квартиры, принадлежащей семье, ровно в восемь.
Автомобиль ждал Сергея Васильевича, чтобы доставить к месту службы.
- Тебя подбросить? – поинтересовался Истомин-старший у сына.
- Нет, - покачал головой Сергей. – Мне нужно быть в театре к девяти. Пройдусь пешком.
Дорога к театру не отняла много времени. Через полчаса Сергей стоял перед черным входом и раздумывал о том, пройти ли в зал, где должна собраться труппа, сразу или лучше немного обожать. Посидеть, например, на скамейке в уютном дворике Пале-Рояля.
В октябрьском воздухе уже чувствовалось едва уловимое дыхание осени. Утро было прохладным, но солнечным, и обещало жаркий день. Еще радостно зеленела листва платанов, но «ладошки» каштанов начинали рыжеть и скручиваться по краям.
Сергей опустился на одну из скамеек, расположенных полукругом перед фонтаном в центре дворика. Раскинул руки вдоль спинки скамьи. Запрокинул голову, подставив лицо лучам восходящего солнца, и прикрыл глаза.
- Досыпаете, юноша? – рядом послышался скрипучий прокуренный голос. – А мне думалось, что двух недель после гастролей более чем достаточно для того чтобы отдохнуть и отоспаться.
Сергей приоткрыл глаза, слегка повернул голову и увидел сидящего рядом главного хореографа театра, вынимающего из серебряного портсигара папиросу, марки, являющейся одним из символов Южной Пальмиры.
- Позволите? – спросил хореограф только для того, чтобы соблюсти приличия. Разрешения Сергея ему явно не требовалось.
- Конечно, курите, - кивнул Истомин. Уточнил: - А я не курю.
- А вам и нельзя, - усмехнулся хореограф, поднося к папиросе огонек длинной спички. – При вашем, юноша, росте и статях нужно иметь здоровые лёгкие. Иначе, ту роль, которую я собираюсь вам предложить в грядущей новой постановке – не вытяните никогда!
Сергей почувствовал, как напряглась каждая мышца:
- Я могу узнать, о какой роли вы говорите?
