Читать онлайн Маруся Новка - Афганский вальс

1. Часть первая. Алиса Васильева. Глава первая

«Белый танец

Белый танец

Как же это?

Так не честно…»

Я стояла у распахнутого настежь окна и надеялась, что майский ветер успеет высушить недавно вымытые волосы.

Как всегда, на этих словах припева песни, у меня выступили слёзы на глазах. Слёзы обиды на несправедливость судьбы.

«Где ты русский мой афганец?

Ждет тебя твоя невеста…»

Продолжал рвать душу на части голос певицы.

Я сглотнула вязкий комок, подкативший к горлу, и услышала, как хлопнула входная дверь квартиры. Подумала:

«Мама пришла», - и тотчас вздрогнула от ора, ударившего в спину:

- Да выруби ты уже эту тягомотину! Сколько можно?!

Мама была права. Старый двухкасетник с трудом прокручивал зажеванную плёнку, от чего голос певицы становился еще более заунывным и печальным.

- Сколько можно дурью маяться?! – не унималась родительница. – Одно и то же изо дня в день! Лучше пойди и помоги матери сумки разобрать!

- Сейчас, мам, - я нажала клавишу, выключавшую магнитофон, и отправилась выполнять то, о чем попросили. Или приказали?

Мама стояла, опершись рукой о дверной косяк. Раскрасневшееся лицо и запах креплёного вина напомнили о том, что сегодня среда…

Уже три года, как мама работала на рынке. Торговала изюмом, курагой, сушеным инжиром и прочими восточными сладостями, поставщиком которых, как и хозяином лотка, с которого осуществлялась продажа лакомств, был житель одной из восточных республик. Смуглолицый, узкоглазый, с тонким ртом, всегда изображающим улыбочку, Ашотик.

С началом перестройки в стране стало тяжело найти место, где тебе будут рады, где станут востребованными твои таланты и навыки. Хотя, это касалось далеко не всех и не всего.

Едва мама пришла в первый раз на рынок в поисках работы, Ашотик поставил её перед фактом, что кроме успешной торговли ей предстоит раз в неделю ублажать в постели работодателя.

Впрочем, в постели – это громко сказано. Никакими «постелями» тут и не пахло. А поедатели кураги и изюма даже не подозревали о том, что на мешки, сложенные в углу «склада» совсем недавно пролилась сперма «восточного красавца».

Лотков у Ашотика было пять. И пять продавщиц. По одной на каждый день недели. Выходные он посвящал жене, с которой его «окрутил» мула и которую любвеобильный торговец изюмом перевез в нашу республику, надеясь именно здесь заработать капитал.

«Маминым днем» была среда.

Она всегда приходила в этот день чуть позже обычного. Всегда раздраженная. Всегда с запахом дешевого вина и спермы. Всегда с сумками, набитыми продуктами. Своих «кобылок» Ашотик не обижал и подкармливал в пределах разумного.

Я поднырнула под правую руку матери, которой она опиралась о дверной косяк. Вышла в прихожую. Увидела два полиэтиленовых пакета, один из которых лопнул и радовал глаз вывалившимся на пол сморщенным бурачком. Подхватила пакеты, не забыв уцепить двумя пальцами овощ хвостик, не успевший отгнить в силу причин мне не понятных, поспешила на кухню, надеясь, что «вливание» на этом и закончится.

Но то ли вина сегодня было выпито слишком много, то ли Ашотик оказался слишком привередлив в ласках, но настроение мамы требовало продолжения «втыка».

- И когда ты уже за ум возьмешься?! – продолжала негодовать родительница. – Когда до тебя дойдет, что нету твоего шурави! Нету! Война пять лет, как закончилась! Все вернулись! И те, кто воевал, и те, кто был в плену! А те, кто не захотел жить в нашей «стране-раздолбайке», у кого хватило масла в голове, чтобы сдриснуть в Америку, забирают родителей и невест! Тех, что дождались, конечно. И только ты у меня одна. Придуравошная «невеста без места». Сидишь, выпучив глазья, и ждешь с моря погоды!

- Мама, прекрати, прошу тебя – я протиснулась в кухню по узкому коридорчику.

- Нету твоего шурави! – пьяно хохотала мать. – Нету! Издох! – последнее слово вылетело изо рта родительница и шлёпнулось на пол за спиной, словно жирный гнойный плевок.

Я швырнула пакеты на стол. Резко обернулась. Встретилась взглядом с мамой:

- Заткнись! – выкрикнула, не в силах больше слушать издевательства. – Или я тебя сейчас ударю!

- Дожилась, - лицо мамы скривилось. По щекам потекли пьяные слёзы: - Воспитала на свою голову. Выняньчила, выкохала. А она мне в морду заехать норовит!

- Мам, ну что ты такое говоришь, - я понимала, что мама сказала все не со зла. Просто смотреть, как я, по её мнению, «калечу себе жизнь», когда вокруг полным полно хороших парней, ей становилось все труднее. – Прости меня, - обняла маму за плечи. – Садись за стол. Я сейчас ужин разогрею.

Шмыгнув напоследок носом, мама позволила увести её в кухню и усадить за стол. Через десять минут я поставила перед нею тарелку с разогретыми макаронами и двумя котлетами.

- Себе почему ничего не положила, - мама смотрела на пустой стол передо мною. – Нужно есть, Алька, а то схуднут сиськи, - хихикнула, - чем будешь перед мужиками трясти?

- Впервые слышу, что размер груди зависит от съеденного, - я решила отвлечь маму от темы моего «просраного будущего», - волосы и грудь у меня от тебя. Генетика, - отбросила за спину прядь длинных волос.

- Это да, - мама приступила к ужину. – Волосы и сиськи у тебя от меня, - ковырнула вилкой котлету, - я перед тем, как тобой забеременеть, тоже была худючая. А сиськи – во! – округлила руки на уровне груди, создав видимость как минимум арбузов. – Любил твой папашка утопить рожу свою бесстыжую в моей груди. И голову бестолковую в волосах прятал. А как узнал, что я беременная – так и пустился наутёк, - глаза мамы злобно сверкнули. – И ты лицом вся в него! Глазюки ледяные выпучишь, не знаешь, то ли пугаться, то ли восторгаться.

По поводу глаз мама была права. Если бы не тёмно-серая окантовка вокруг зрачка, мои глаза казались бы почти белыми. Разве что с голубовато-серым отливом.

- И ротяка у тебя папанина, - не унималась мама. – Помню, бывало, как засосёт меня своим пухлыми губищами, аж душа в пятки уходит.

- Мам, ну что за слова такие: глазюки, ротяка, губищи, - пробормотала я. – Совсем тебе не подходят. Ты ведь у меня женщина образованная, интеллигентная. Воспитатель в детском саду.

- Была воспитатель, - язык мамы начал заплетаться после горячей пищи, - да вся вышла. Теперь осталась только торговка рыночная. Ашоткина подстилка.

Мама всхлипнула. Я уже знала, что последует дальше, а потому постаралась увести её из кухни и уложить в постель:

- Иди, приляг, мам. А мне уже пора на работу собираться.

- Какая у тебя работа, - бормотала мама, вставая с табурета и идя в спальню. – Только и умеешь, что перед мужиками сиськами трясти.

Я уложила маму в кровать. Укрыла махровой простыней. Распахнула форточку, чтобы дать доступ свежему воздуху. Вышла и тихо прикрыла за собой дверь. Еще немного постояла, прислушиваясь и желая убедиться, что мама уснула. Пошла в свою комнату.

Как бы то ни было, а до открытия клуба в котором, как говорит мама, я «сиськами трясла» оставалось чуть больше часа.

2. Глава вторая

Полупустой автобус стоял на конечной остановке.

Это утором народ, который добирается на работу в центр города, забивал салон так, что невозможно руку втиснуть, а сейчас все возвращались домой. В спальный район на окраине города, где жили мы с мамой.

Я заняла свободное место у окошка.

Ехать предстояло почти час.

Я вспомнила, как постоянно просила маму не называть меня Алькой.

Вообще-то меня зовут Алиса.

Алиса Васильевна Васильева.

Васильева – фамилия мамы. Но в то время, когда я осчастливила мир рождением, в графе отец уже не ставили прочерк, если женщина родила вне брака.

Пришедшая за метричкой мама, на вопрос об имени отца ребенка, ответила: Васильев Василий Васильевич.

Дама регистраторша, удивлено вытаращив глаза, уставилась на маму:

- Как-то неблагозвучно получится: Алиса Васильевна. Может, другое имя отца запишем?

- Пишите, что сказано! – вспыхнула мама. – И не с такими отчествами живут!

- Вобщем, нормальное отчество, - пожала плечами дама. – Захочет, поменяет после совершеннолетия, - ухмыльнулась: - Как я понимаю, в принципе, папы у нас нет.

- Ни в принципе, ни без принципа, - пробормотала мама. – Пишите.

Мама приехала домой, где в то время жила с родителями и уже со мною, спрятала свидетельство о рождении в ящик секретера. Подошла к кроватке, где спала маленькая я:

- Ну, вот и все, - сообщила о факте регистрации, - живи, Алька.

И я начала жить…

Пятиэтажные дома спального района обрастали гаражами-ракушками, детскими площадками и скамеечками у подъездов.

На одной из площадок играла маленькая я под присмотром сидевшей на скамеечке бабушки. Мама в это время закончила учебу в педагогическом училище и аккурат перед тем, как мне исполнилось три года, устроилась на работу в близлежащий детский сад. И, конечно, настояла на том, чтобы меня определили к ней в группу.

Так что до школы я была самым лучшим, самым спокойным домашним ребенком.

Если вы решили, что я стала сорвиголовой буквально с первого класса – то это вовсе не так. Но круг общения не то чтобы изменился, скорее – пополнился.

Спальный район заселялся рабочими и работницами заводов и фабрик. Среди новосёлов, конечно, были представители интеллигенции, но в явном меньшинстве. А среди работяг и нравы простые. Рабочие. И дети в семьях растут и вырастают без церберского надзора. Ходит в школу – хорошо. Не вызывают в детскую комнату милиции – вообще прекрасно! А чем там занимается отпрыск за гаражами в компании таких же, как он сам – не важно.

Мне было десять лет, когда мы с подружками решили попробовать покурить. И лучшее место для первого опыта было, в куче мусора, ссыпанного каким-то горе-строителем между цепочкой гаражей и забором, ограждающим водонапорную станцию района.

За какой надобностью в это время наведались в это же место пятнадцатилетние подростки, никто не знал.

Мне как раз передали прикуренную сигарету и велели вдохнуть дым, что я и сделала. Лёгкие едва не разорвало. Глаза заслезились. Я закашлялась и отбросила дымящийся окурок. В это же время кто-то ухватил меня за воротник пальтишка (дело было осенью) поднял верх. Я услышала начавший ломаться мальчишеский голос:

- О! Смотри-ка, а это моя соседка из третьего подъезда!

Рука незнакомца встряхнула безвольно повисшую меня. Вторая, шлёпнула пониже поясницы. Голос велел:

- А ну марш домой! И не смей больше никогда курить! А то мальчики целовать не станут!

Друзья «учителя» довольно захохотали.

Я рванула наутек, не успев рассмотреть того, кто так меня унизил в глазах подруг. Услышала за спиной топот неудавшихся курильщиц.

На следующий день на первой перемене ко мне подошла одна из вчерашних «подружек по бычку».

- А ты что и правда соседка Вани Суркова?

- Кто такой это Ваня Сурков? – я не понимала, о ком спрашивает одноклассница.

- А тот, что вчера тебе по жопе надавал, - хихикнула подружка. – Он с моей старшей сестрой встречается. Только они поссорились, и она попросила, чтобы ты его позвала на улицу сегодня вечером.

- Не буду никого звать, - насупилась я. – Да и не знаю его вовсе. Даже не разглядела.

- Идем на урок, - потянула за руку одноклассница. – А на следующей переменке я тебе его покажу.

На большой перемене все ученики направляются в столовую. Каждый берет в руки тарелку с синим пюре и «хлебной» котлетой, стакан с благоухающим помойной тряпкой компотом и идет к столу своего класса.