- Мы будем писать, Ванечка! – тётя Люба уже не поспевала за набирающим скорость поездом. – И ты нам пиши!
Я бежала рядом и махала рукой поезду.
Видел ли меня тот, что назвал своей невестой?
Понимал ли он, на что обрекает тринадцатилетнюю девчонку?
Об этом я не знала.
3. Глава третья
С этого дня я зачастила к тёте Любе.
Первые полгода, пока Ванечка был в учебке, письма приходили минимум раз в две недели.
И мы обе, мать Ивана и я, жили от письма до письма.
Я забросила учебу и, конечно, съехала на тройки. Маму начали вызывать в школу и ругать за ненадлежащий присмотр за дочерью, которая еще в прошлом году была отличницей.
Мне было все равно. Настолько все равно, что я перестала посещать ранее обожаемый кружок бального танца.
Я хотела только одного - дождаться Ваню и выйти за него замуж.
Бабушка пошла к тёте Любе. Увещевала и уговаривала женщину не привечать меня, не давать читать письма сына.
Тётя Люба пожимала плечами. Отвечала:
- Я не могу. Сын сказал, что она его невеста.
- Люба, что ты несешь? – возмущалась бабушка. – Ей еще нет четырнадцати! Какая невеста? Ей учиться нужно.
- Так разве ж я против? – вздыхала тётя Люба. – Пусть учится. А из дома Алису я гнать не стану. Не смогу.
- Бог тебя накажет! – шипела бабушка. – И тебя, и твоего сына! Вы ломаете жизнь неразумной девчонке! А это даром никому не проходит!
Последнее письмо от сына тётя Люба получила в конце мая. Как раз накануне отправки Ивана в Афганистан.
Больше писем не было.
Весной восемьдесят восьмого, когда я заканчивала девятый класс, по телевизору объявили о выводе советских войск из Афганистана.
Со дня призыва Вани в армию пришло два с половиной года.
И два года со дня получения последнего письма.
Тётя Люба, да и я вместе с нею, воспрянула духом. Как бы там ни было, что бы ни случилось, скоро её сын будет дома!
Но шел день за днем, месяц за месяцем, а Вани все не было. Из военкомата приходила очередная отписка: в списках погибших не числится.
Я с грехом пополам окончила среднюю школу. Конечно, с моим аттестатом не стоило даже мечтать об институте.
Да и не до учебы мне стало.
Год назад бабушка и дед вложили наколенные за всю жизнь средства в какую-то пирамиду.
Жизнерадостный ублюдок Лёня Голубков вещал с экранов телевизоров: «Я не шаровик! Я партнер! Всю жизнь работал, зарабатывал деньги! Теперь пусть деньги работают на меня!» - и давился, падла, ананасом.
Пирамида лопнула ровно через полгода.
Дедушка попал в больницу с обширным инфарктом и умер, не успев даже попрощаться с родными.
- Куда ты намылилась?! – шипела мама, видя, как я одеваюсь. – Опять к Любке?! С бабушкой посиди лучше!
Я раздевалась и шла в комнату к бабушке. Садилась на край кровати. Молчала, думая о своем.
- Беги уже, - махала рукой бабушка. – Скажи матери, что я уснула.
Я целовала сухую морщинистую щеку и стремглав неслась в соседний подъезд.
Бабушка пережила своего мужа ровно на три месяца.
Однажды утром она просто не проснулась.
Мы с мамой остались жить вдвоем…
***
- Конечная! – зычный голос водителя автобуса вырвал меня из плена воспоминаний.
Можно подумать, что и так не видно!
Народ потянулся к передней двери, зашелестел купюрами, зазвенел монетами, собираясь расплатиться за проезд с перегородившим выход водителем.
Я шла к выходу последней.
Спешить было некуда. Я понимала, что до открытия клуба, где я работала уже два года, есть время.
Можно посидеть на скамеечке в парке. Поглазеть на дефилирующих граждан города, повыползавших на свет божий тёплым майским вечером.
