Первая четверть из-за сельхозработ была короткой и прошла для Леонида ровно. В дневнике у него по всем предметам стояли пятёрки, даже по немецкому языку. Но во второй четверти Нина Дмитриевна, поставив ему пятёрку за таблицу Менделеева, вызвала его отвечать на следующем уроке, что было не принято. А уж тем более, что отличник Леонид Сугробин в проверке знаний не нуждался. Нрав у парня был заложен предками. Леонид отказался отвечать, сославшись на нездоровье. Все хихикнули. И в журнале против его фамилии появилась красивая двойка. Это было незаконно. Но искать правду настолько было не принято, что даже в мыслях у Леонида ничего не зашевелилось. В табеле за четверть у него по химии появился «трояк». С тройкой в четверти областные чиновники медаль не утверждали. Он улыбнулся классной понимающе со своей «камчатки», когда она зачитывала оценки. На медаль махнул рукой и перестал обращать на классную внимание, что раздражало её, но ничуть не Леонида. Он старательно продолжал учиться. Но строптивость ни в какой школе не прощалась, не только в социалистической. На выпускных экзаменах за сочинение ему, лучшему сочинителю школы, поставили «четвёрку», не объяснив и не показав ему допущенные ошибки. А на медали вытянули только трое из сотни выпускников. Сугробин же получил аттестат с четвёрками по русскому письменному и немецкому языку. И получил право поступать в любое высшее учебное заведение Советского Союза. Что он и осуществил, написав на вступительных экзаменах в училище для независимых преподавателей сочинение на «отлично», немецкий на «хорошо» и, набрав двадцать четыре балла, прошёл по конкурсу, не поперхнувшись. Он старательно учился в школе…
С Людмилой его друзья познакомились на новогоднем балу. В ДК всегда проводился весёлый новогодний бал – карнавал, о котором восторженно рассказывали старшие, а младшие мечтали о нём и ждали, когда подрастут. Большой зал освобождался от кресел, и в центре зала устанавливалась огромная разряженная и сверкающая огнями ёлка. На сцене играл местный джаз, и шли непрерывные выступления подготовленных талантов и экспромтные, желающих отличиться. Вокруг ёлки в масках и без масок кружились пары. Были украшены все залы и этажи, везде транслировалась музыка, и не было местечка, где бы беззаботно и искренне не веселились. Наступал 1956 год. Люда легко вошла в круг Лёнькиных друзей и их девушек и узнала, что она «Красная розочка» «Противный», – сказала она Лёньке. – Не мог сам сказать…» Бал длился до рассвета и казался сказкой. В утренних сумерках Лёня расставался с Людмилой у её дома. Он поцеловал её пальчики и сказал:
– Очень хорошо было. Правда!
– Правда! – сказала она. И вдруг её губки, как крылья бабочки, коснулись его губ и тут же её каблучки застучали по ступенькам крылечка. У открывшейся двери она обернулась, и воздушный поцелуй полетел к нему. Вернувшись домой под счастливый вздох матери, он упал в постель, но заснуть не мог. Прикосновение губок его прекрасной дамы сказало ему, что он не только раб, но и милый.
А вечером на безлюдной аллее парка, посыпанной лёгкой порошей, она подлетела к нему и упала на грудь в полной уверенности, что Леонид её поймает. И он поймал её, и первый настоящий поцелуй любви соединил их. Новогодний вечер был тёплым. Они никуда не пошли, никто им был не нужен. И безмятежно целовались до утра. Природа мудра. Целоваться, как надо, они научились мгновенно.
