– Надо тебе. Очень надо характеристику чистую. Ты большой начальник, тебе лауреатство нужно, ордена. А моё лауреатство уже в прошлом, и во второй раз на моей тропе не встанет.
– Сколько можно прошлое вспоминать? Всего на один день. Там же нефть и если вспыхнет, то всем мало не покажется.
– Но мне в самом деле нечего надеть. Саянскую форму вместе с обувью выкинул за изношенностью. Надеваю босоножки, футболку и тренировочные штаны и еду на один день, как сказано. Только неважный приём используешь, говоря об одном дне. Мы ведь все учёные. И, при бестолковости наших начальников, за день до места доставят и то хорошо. Так я доеду, и назад сразу же. Лады?! Покатаюсь. А ты отметишься, что полный комплект набрал. Это ж понятно, что тебе моей грудью количественную брешь заделать надо.
– На один день, на один, – сказал начальник. – Отбудешь на пожаре сегодня и завтра в отдел на работу. Выходи, ждём в машине.
Людей на пожары направляли регулярно. Их организовывали и собирали обстоятельно. И люди брали с собой вещи на все возможные случаи. Но чтобы аврально собирать по выходным, такого ещё не было. «Значит, действительно что-то серьёзное», – думал Сугробин, укладывая в карман четвертной и ещё несколько рублей россыпью на всякий случай. «Один день можно и без еды прожить. А если мобилизуют и завтра, то завтра и разберусь». Так размышлял он, собираясь, не забыв при этом про остатки коньяка.
В таком настроении он сбежал с крыльца и уселся в машину. За рулём сидел ещё один начальник отдела под кодовым названием «Максимыч»
– Ты чего это, Лёня, босиком и без одежды? – сказал он.
– На один-то день и так хорошо, – ответил Леонид.
– Кто тебе сказал, что на один день. Рустайлин, что ли? Так ты зачем его надул? – обратился он к Емельяновичу.
– Попробовал бы ты его из дома вытащить. Не поеду ни на какой пожар и всё. Сейчас на службе ему одежонку по отделам насобираем. И в самом ведь деле, если у людей нет ничего, а их спасать отчизну босиком направляем. Уже начинали Отечественную с одной винтовкой на десять человек. Да поехали, а то эшелон уйдёт.
– Что-то я ничего не пойму, граждане! – сказал Сугробин. – Если надолго, то я никуда не еду. У меня с первого сентября приёмные экзамены в юридический.
– Заменим мы тебя до первого, обещаю, – сказал Емельянович. – Ты только слово дай, что не сбежишь по дороге. Не подведёшь меня и институт.
И, расслабленный утренним коньяком, Сугробин махнул рукой.
– Смотри, начальник! Собственным уважением отвечаешь.
– Ого! – подумал Сугробин. – Тут и крупные начальники, тут и средние начальники, тут и малые начальники. Полный офицерский корпус. Да и сам я тоже начальник бригады. Значит, тушение пожаров в таком составе будет энергичным, дисциплинированным и умелым. Кроме начальников волновалась и колыхалась толпа рядовых. Одни провожались с близкими, другие продолжали укладываться, третьи откровенно радовались возможности смотаться из душного города в любое место. «Какой же у тебя хороший народ, товарищ Генеральный секретарь! – подумал Леонид. – В любом европейском государстве руководители предприятий, отправляющих людей по такому призыву, подписали бы с тобой контракт на возмещение убытков, подписали бы страховые полисы на каждого сотрудника, затребовали бы выполнить экипировку и проведения обучения правилам и способам работы. А твой народ ничего не требует. Сам оделся, сам прикупил еду и готов совершать подвиги во имя спасения народного добра, от которого ему, народу, ничего не достанется за просто так. Тебе бы, Генеральный секретарь, этому народу надо было бы немедленно строить жильё, дороги, производить для него одежду, обувь не хуже, чем там, за бугром. А ты следишь, чтобы такой народ не говорил про твою власть правду, глушишь передачи зарубежников, оберегая народ от неправильного влияния. И строишь на народные деньги никому не нужный БАМ. А ты делай для народа добро, и не будет он никого слушать и сочинять про тебя анекдоты. „Правь как бог, и будешь богом“, – советовал Нерону его наставник. Ну, на хрена народу БАМ, если жить негде. И кусок мяса и пакет с сосисками
