– Наверное, – согласился Родион и пожал плечами, – только больше я никого не полюбил. Не случилось…
Такой вот разговор…
На второй месяц пребывания на острове загоревший и похудевший Герман уже спал крепко, глубоко, ровно дыша. На третий месяц он все чаще стал задумываться о работе, о том, что делать дальше, когда вернется в город. Герман знал, был уверен, что обязательно вернется. Ему недостаточно было работы телесной, физической, его голова должна была думать, решать какие-то сложные проблемы. И еще ему нужны были друзья-сверстники, любимая девушка, музыка, скорость города. На острове было слишком тихо и покойно. И он сказал Родиону:
– Я возвращаюсь.
Тот кивнул:
– Тебе решать.
Герман почти не сомневался в том, что не пойдет снова в «ЛокИнформ». Он думал о том, что стоит зайти в Комитет гражданских прав и свобод, где работал его отец перед смертью. Представитель этой организации на похоронах говорил, что им недостает молодой крови. Хотя Герман и не работал в общественных организациях, но, может быть, там тоже есть интересная масштабная работа. При этом она такая благородная. Не зря там работал отец. Он что-то хотел изменить в окружающем мире. Может быть Герман как раз и сможет изменить. Может его ждет какой-то необычный интересный и сложный проект…
Также Герману нравилась и пришедшая вдруг мысль о создании своей собственной фирмы. Позовет в нее Сэма и Гиви работать. Вместе они очень быстро разовьются, сделают свою компанию лидером. А в будущем, может быть, превратят ее даже в корпорацию. А руководить всем делом, конечно, будет сам Герман. Верных Сэма и Гиви заместителями сделает.
С каждым днем мысли о работе становились все настойчивее и настойчивее. Он уже просто рвался обратно в город и начал надоедать Родиону своими разговорами о рынке, об офисе, о собственной команде. Бывший штурман, подумав, связался по рации с Большой землей:
– Человечка прихватите попутным судном!
Из невидимого далека обещали:
– Добро. Первым же попутным судном.
Но тут природа вдруг заупрямилась. Море начало штормить. Стихия разгулялась на целых две недели, а потом упал сильный туман. И снова начался затяжной шторм. Герман пробыл на острове еще месяц, и еще. Всего шесть, целых полгода.
Он здорово окреп. И чувствовал в себе столько сил, столько желания работать. Готов был горы свернуть в настоящем деле. И вот, наконец, распогодилось. С Большой земли на завтра обещали судно.
Вечером Родион достал из своих закромов фляжку спирта, плеснул по кружкам, выдохнул:
– Ну, что?.. За Мирагоу!
Герман поднес, было, кружку ко рту, но не выпил, спросил:
– А что такое Мирагоу?
Родион искренне удивился:
– Я думал, ты знаешь.
Герман покачал головой:
– Отец не раз обещал рассказать, но как-то все откладывал и откладывал. И не успел. Расскажи ты.
Родион кивнул:
– Конечно, расскажу… Мирагоу – это ущелье в Базании. Мы как-то летали в эту страну целых два месяца. Возили медикаменты, разную гуманитарную помощь. Так вот, аэродром там был построен рядом с этим ущельем. Когда-то полосу для взлета и посадки строили как раз с расчетом для пролета через Мирагоу, иначе слишком много пришлось бы джунглей очищать. Для маленьких самолетов ущелье вполне подходило. Хотя и славилось оно своим коварством – в целом достаточно широкое, но были в нем «Чертовы ворота» – две скалы перед поворотом. Между ними нужно пролетать с креном, а если по прямой пойдешь, то обязательно зацепишься за скалы. И еще там имелся «Язык дракона» – это такая каменная гряда поперек ущелья, которая начинается от большого утеса, точь – в точь вылитый дракон. Так вот, в ясную погоду самолетики там летали без проблем. Но часто в Мирагоу были туманы, и тогда аппараты бились на выходе из «Чертовых ворот» или падали, цепляясь за шершавый «Язык дракона».
