Когда мы начали летать в Базанию, то хотя у нас и имелись все летные карты, нам было строжайше запрещено летать через Мирагоу. Там, правда, большому самолету и в ясную погоду тяжело пролететь. Поэтому мы использовали для взлета и посадки противоположную сторону аэродрома. Там специально для больших самолетов все-таки порубили, потеснили джунгли. И все было нормально. Но последние рейсы проходили в условиях военного переворота в Базании. Повстанцы стали сбивать из джунглей ракетами большие взлетающие или садящиеся самолеты. В последний прилет и нам досталось. Твой отец посадил самолет с горящим двигателем. Быстро починились, как смогли, и надо лететь обратно, увозить людей, которым грозила расправа от повстанцев. – Тут Родион усмехнулся. – В Базании такая традиция – смазывать волосы коровьим навозом. От этого они становятся твердыми и блестящими. Можешь представить себе запах в салоне от сотни с лишним голов… – он снова стал серьезным. – Так вот, к моменту, когда мы починили двигатель и подготовились к полету, повстанцы уже практически окружили аэродром. Взлетать, как обычно, было подобно самоубийству. А Мирагоу накрыл туман. Что делать?
Твой отец собрал нас – весь экипаж и сказал: «Если мы хотим выполнить нашу работу, спасти беженцев и себя, у нас есть только один путь – Мирагоу. Кто не уверен в предлагаемом решении, может остаться здесь и попытаться спрятаться в мини-бункере, продержаться там до подхода международных миротворческих сил – они будут часов через десять-двенадцать». Весь экипаж, конечно, поддержал твоего отца, решили лететь через Мирагоу. Он занял свое место, рядом – второй пилот…
Герман помнил:
– Александр.
– Да, Александр. Впереди под ними в штурманском колпаке – я. За собой слева командир поставил борт-инженера и за вторым пилотом – борт-механика.
– Евгения и Ивана.
– Правильно. Я прокладывал маршрут в тумане по приборам и по карте, и еще высматривал под собой «Язык дракона». Александр, как обычно, страховал командира. Евгений и Иван стали дополнительными глазами твоего отца. Они смотрели по сторонам, чтобы увидеть возможное сближение со скалами слева или справа.
Вот так, единым целым организмом в десять глаз, в десять ушей, в десять рук мы и летели через Мирагоу. Мы были готовы все вместе спастись или умереть. Прошли левым бортом совсем рядом со скалой «Чертовых ворот». И еще из тумана нас пытался лизнуть «Язык дракона». Не дотянулся. Мы выбрались… – Родион вздохнул, – И таким образом нарушили запрет на полеты через Мирагоу. Конечно, перед начальством могли оправдаться сложившийся обстановкой, но чтобы избежать всех объяснений и разбирательств, договорились экипажем отчитаться так, как будто вылетали обычным маршрутом, совершая предписанный в таких случаях противоракетный маневр (который в данном случае нас бы явно не спас). Так и сделали. И потому только мы впятером во всем летном отряде знали, как на самом деле все было и что именно спасло и наш груз, и нас самих. И потому пьем за нас, за нашу дружбу. В общем за…
Герман продолжил:
– За Мирагоу!
Родион кивнул:
– За Мирагоу!
Они чокнулись и выпили обжигающую жидкость, закусив копченым лососем. Наутро по хорошей погоде за Германом, как и было обещано, зашло попутное судно…
И вот такси подкатило к дому, в котором он не был шесть месяцев. Герман быстро расплатился, взял пропахшую морем, лесом и костром сумку, быстро вшагнул в подъезд.
