Жизнь по краю - страница 18

– Черт, черт, черт, нужно сосредоточиться, я знаю, как контролировать эмоции. Я это могу. Сейчас, сейчас, спокойствие, – уговаривал себя Павел. – Надо отпустить ситуацию, выйти из нее и постоять, наблюдая со стороны. Соберись, тряпка! – обратился Павел к самому себе. Голос, который часто звучал в такие минуты в его голове и говорил: «Соберись, тряпка!», не звучал сегодня.

Он столько раз, ненавидя это голос, хотел от него избавиться, затыкал в юности уши ватой, пытаясь таким способом хоть как-то отгородиться от этого вечного «Соберись, тряпка!». И в первый раз за многие годы этот голос в нужный момент не звучал в его голове, и теперь он, всегда уверенный в себе, не знает, как собраться и сосредоточиться. Это состояние ему очень не нравилось. Он, который так тщательно выстроил свою стратегию поведения, научился обходить острые углы, контролировать все и вся и ловко маневрировать, сейчас чувствует, что начинает разваливаться на кусочки. Как эта ваза, которая валялась, разбитая вдребезги, на полу его кабинета.

– Соберись, тряпка! – жестко рявкнул Павел своему отражению в зеркале. И на секунду застыл. Из зеркала на него смотрел его отец…

С годами его сходство с матерью начало пропадать. Павел заматерел и превратился в крепкого мужика, о котором в женских кругах за очередным бокалом вина обычно говорят игривым тоном: «он такой мммммм…, я бы не прочь, чтоб он меня трахнул».

Ну а кто тут устоит: высокий импозантный мужчина, от которого веет уверенностью, который знает, чего хочет, и умеет этого добиваться. Он может легко оплатить счет в фешенебельном ресторане, может просто так сделать дорогой подарок просто потому, что он так захотел. Вернее потому, что ему нравилось производить впечатление. Павел слепил из себя образ мужчины, которого заполучить невозможно, он с легкостью оставлял очередную пассию и шел дальше. В его взаимоотношениях с женщинами главным был не секс, он не стремился к нему, ему важен был процесс обольщения, осознания, что он безупречен. Это стало его определенным фетишем. Павел годами выстраивал свой идеально-прекрасный образ. А вот отец не мог понять его тяги к прекрасному.

Отец пытался воспитывать сына настоящим мужиком, хотел, чтобы сын пошел по его стопам и стал профессиональным военным. Казарма, приказы, форма офицера (хотя форма ему шла), – все это совершенно не входило в планы Павла. Отец даже попытался выпороть нерадивого отпрыска, когда тот с треском провалил экзамены в военное училище, где его уже ждали и где с начальством было все обговорено. Отец тогда крепко засадил форменным ремнем пару раз по заднице Павла, но тот вывернулся и перехватил в очередной раз занесенную руку. Тогда Павел сам испугался своего голоса.

– Если ты еще раз посмеешь поднять на меня руку, твои дни будут в эту же минуту завершены, – зашипел Павел. – Я не забыл то, что ты сделал с матерью. Ты мразь, которая будет гореть в аду, а я буду смотреть и смеяться.

Отец тогда понял, что маленький звереныш, который вырывался из его рук на кладбище в далекий день похорон жены, притаился, приспособился, чтобы выжить и отомстить за мать, этот звереныш все время ждал, когда наступит возможность наброситься и задушить обидчика.

Отец обвис в крепких руках сына, а тот зло ухмыльнулся и произнес слова, которые часто слышал от отца, когда тот заставлял делать его уроки или какие-то дела, которые ему совсем не хотелось делать: «Соберись, тряпка!» – и, швырнув отца в угол, вышел, хлопнув дверью. После того случая они жили в разных комнатах, не разговаривая. Отец старался не выходить из своей комнаты, когда сын был дома.