– Анна. В зале решается судьба людей. Я и совет, – широким движением руки он указал на длинные скамьи, переполненные мужчинами в оливковом одеянии, – решаем, куда попадёт человек после смерти.
Нет, не может быть реальностью, подобное. Сон. Точно, сплю. Всё не настоящее. Ущипну себя за руку, сильно ущипну, и проснусь. Ай! Больно. Как же больно? Я мертва! Нет тела. Видела, как бездыханное, оно лежало на дороге, и истекало кровью. Ничего не понимаю. Похоже, загробный мир, за пределами того, что я привыкла считать нормальным. Не сон, всё происходит на самом деле. Не фантазия, всё реальней, чем когда-либо. Мир новой действительности, открывающейся только после смерти. Что это?
– Почему чувствую запах Лилий?
Я произнесла вслух? Не нарочно. Неожиданное ощущение, необычное для нынешнего положения, неподходящее к месту. Не надеялась на ответ, но, ждала его. И получила.
– Потому что душа ещё, частично, привязана к телу.
– Я жива?
– Нет. Ты мертва. Некоторое время после смерти, души имеют ветхую связь с плотью. Один услышит шёпот родных над ухом, другой осязает последний поцелуй любимого, третий почувствует слезу, упавшую на поверхность кожи. Кого-то обожгут слезы ненависти. Ещё, возможно ощутить запах цветов, положенных на могилу.
– Значит, меня похоронили…так скоро?
– Время здесь идёт по-другому, Анна.
«По-другому», – отдалось в голове. Моё тело сейчас под землёй. Лилии, любимые цветы, никаких сомнений; мама положила их на гроб. Мама. Осознание того, что не увижу больше добрых, тёмно-карих глаз, не возрадуюсь светлой улыбке, не прижмусь к тёплой груди, заставляет жалеть о смерти. Не могу представить, какую боль чувствует теперь мама, единственный человек, по-настоящему любивший меня.
– Я попаду в ад?
Мужчина улыбнулся. Нет, он не человек. Слишком отличается. Другой. Чувствую что-то исходящее только от него. Может и не бог, но явно ближе прочих к нему.
– Нет, – ответил он, тем же низким, спокойным голосом, – Ты не сделала ничего плохого.
«…Ничего плохого», – отразилось в голове. Действительно, не сделала ничего плохого. Не потому, что правильная, религиозная, или что-то в этом роде. Просто, не хотелось. Да и не помню, правда, хотелось ли чего-нибудь. Всё как пеленой покрыто. Жизнь – не жизнь, жизнь туман.
– Значит, я попаду в рай?
Судья нахмурился, прошёлся пальцами по гладко выбритому подбородку.
– Нет. Ты не сделала ничего хорошего. Посмотри назад, Анна.
Повернулась. Двери, открытые предо мной несколько минут назад, исчезли. Гладкая матовая стена на их месте. Недоумевая, я обернулась.
– Обрати внимание на весы.
Взглянула снова. На месте, некогда пустом, расположились большие, с меня длинной, медные весы, представляющие две чаши, висящие на цепях, состоящих из огромных звеньев. Одна чаша из платины, другая из множества чёрных, крупных, жемчужин, не представляю как, склеенных вместе.
– Весы решают судьбу души. Перевешивает тёмная чаша, душа отправляется в ад. Светлая чаша полна, место души в раю.
Я подошла ближе, чтобы заглянуть в чаши; увиденное не удивило, но огорчило. Сделалось неловко, даже стыдно. Я вдруг почувствовала, особо сильно, что хочу уйти, куда угодно, лишь бы всё решилось скорей; слишком уж утомительно, ждать, пока душе вынесут приговор.
– Но, они пусты, – произнесла я, сделав шаг от весов, взглянув на мужчину.
