Шестнадцать лет назад, в ночь с 7 на 8 марта 1898 года, террорист партии эсеров Уфимцев устроил взрыв в Знаменском соборе.
Но свершилось то, чего никто не ожидал, а наука не в силах была объяснить.
Чудотворная икона «Знамение Пресвятой Богородицы» совсем не пострадала, хотя эпицентр взрыва находился вблизи. Человеческих жертв тоже не было. Разбилось лишь прикрывающее образ стекло, и были нанесены значительные повреждения внутренним помещениям здания.
Дойдя до собора, Сергей повернул налево и пошел вдоль монастырской стены по Верхней Набережной. Часть стены была построена ещё в IX веке и принадлежала крепостной стене древнего городища.
Массивная башня средневековой крепости угрюмо возвышалась над обрывистым берегом поймы реки Тускарь.
Она не раз отражала различные набеги завоевателей и сейчас гордо стояла в скорбном молчании, неся память о былых сражениях, воспетых ещё в «Слове о полку Игореве» и предрекая будущие баталии.
Сергей пересёк мостовую и подошел к самому обрыву, высоко поднимавшемуся над поймой реки. Перед ним открылся необъятный простор, от которого просто дух захватывало.
Он постоял некоторое время, любуясь увиденным великолепным видом природы и отвернулся, ослеплённый лучами восходящего солнца. Взгляд упал на стену мужского монастыря и задержался на двух монахах, стоящих под стеной.
Вскоре над стеной показалась фигурка монахини. Она перелезла через стену и благополучно оказалась в руках поджидающих монахов. Через некоторое время ещё две монахини перебрались через стену, а за ними и третий монах. После этого все три пары чинно и благородно прошествовали по Верхней Набережной.
«Ничего человеческое не чуждо даже монахам», – подумал Сергей и из любопытства, последовал за ними.
Группа монахинь с монахами, влекомые молодостью и пораженные стрелами Амура, неспешно прошла через городской сад на Первую Сергиевскую улицу и миновав несколько кварталов, остановилась около стены Троицкого женского монастыря. Монахи помогли спутницам перебраться через каменную стену теперь уже женского монастыря, а сами повернули назад.
«O tempera, o mores!»1 – всплыло в памяти Сергея восклицание Цицерона против Катилы, произнесенное ещё в глубокой древности, но оставшееся актуальным до сих пор.
Сергей не понимал, как можно служа Богу, осуждая разврат, лицемерие, похоть, тайно предаваться всем этим порокам.
Уж лучше б не лицемерили, а сняли монашеский наряд, да вели б открытую светскую жизнь, погрязшую в разврате и прелюбодеянии.
Сергей ещё немного погулял по утренним летним улицам и возвратился домой.
Дома ждал завтрак – стакан свежей, только что принесенной с рынка, сметаны и мягкая французская булочка.
Сергей вспомнил, как в детстве любил нажимать пальцем на эту булочку, а когда отпускал палец, то она сама поднималась, принимая прежнюю форму.
За время отсутствия в отцовском доме ничего не изменилось. Хоть и шла скоромная неделя, но семья питалась в основном молочными продуктами, да кашами.
Мясо, как и в детстве, бывало на столе родителей только четыре раза в год, по великим праздникам.
На Рождество был гусь, на Пасху – котлеты, на престольный праздник – гуляш, а на день ангела Григория Ивановича – отварное мясо.
Сергей проголодался. Он сел за стол и с великим наслаждением принялся за трапезу.
Насытившись, встал из-за стола и вышел из комнаты. В коридоре столкнулся со средней сестрой, ещё отроковицей, быстро шедшей на встречу.
