Жизнь российская. Том первый - страница 7
Ну, это любому и каждому известно. Все попадали в такие скверные истории. Многие побывали в таких дрянных ситуациях. Знают всё из своих собственных уст.
Не обошло это и уважаемого Василия Никаноровича.
Ну, а как же… Никто от этого не застрахован. Ни бог, ни царь и ни герой.
Правда, они-то… – царь и герой… – пешком-то мало ходят. На авто зачастую.
Бог вообще не ходит, чего ему тут расхаживать… но зато присутствует он везде, в любом месте, ежечасно, ежеминутно и ежесекундно. А как же… он же всевышний… по рангу ему положено.
Но разговор сейчас не о том и не об этом.
Разговор сейчас о другом, о настоящем: о лужах и кашах на земле… о рукотворных болотах… которые осуществляли свою предательскую деятельность. Так им было самой судьбой предписано и преднаачертано. Да, судьбинушкой горькой предназначено…
И с этим не поспоришь. Какой уж тут спор…
Так и тут… Так и здесь… Так и в этот вечер.
Время от времени всё же случалось непредвиденное, но предсказуемое, и Кульков, с озорными возгласами, восклицаниями и выкрикиваниями проваливался в ту лужу, в ту жуткую кашу по щиколотки и даже глубже.
Ах, какой пассаж… Ох, как неловко… Ой, как стыдно…
Вот кулёма… вот балбесик… Не повезло ему, окаянному…
Но тут же он находил в себе силы, выбирался из той грязной вонючей лужи, становился на ноги. Но не сразу. Сразу не получалось. Сразу, вообще-то, ни у кого не получится. Ни у кого на всём белом свете. Будь ты хоть семи пядей во лбу. Будь ты хоть рекордсменом в спорте силовом. Хоть самым первым на мировом первенстве. Хоть чемпионом олимпийским.
Сперва лёжа, цепляясь за всё, за что можно, хватался он пальцами. Держался. Вдох делал всей грудью, чтоб силёнок прибавилось.
Со спины на живот тихонечко перекатывался. Занимал нужную позицию.
Потом на на четвереньки поднимался. Как собачонка. Охая и ахая. Скуля и хвост поджимая.
Затем выпрямлялся. Уже как человек.
Отряхивался. Одёжу поправлял. Шарфик выпрямлял. Шапку скособоченную глубже натягивал.
Далее продолжал путь, стараясь найти проходы в местах повыше, где оставались нетронутыми «материковые» лёд и снег и по которым было гораздо легче идти и более привычно. И без опаски снова грохнуться… опять в болото угодить…
Скользко, конечно, там было и даже боязно, но всё же не по рассолу этому скверному шагать, не по солевому ужасному сумбуру шлёпать, не по морю разливанному брести… едва топоча… нервно шаркая ногами и шепча разные непристойности…
Василий Никанорович торопился. Сам себя подстёгивал и подхлёстывал.
Он возвращался с работы, со службы, со смены, с суток. Он спешил. Он бежал.
Кроме своего законного дежурства, кроме своих очередных суток, ему пришлось сегодня денёк целый ещё прихватить.
За коллегу поработать.
Попросили его. Припахали.
А отказать не мог. Совесть не позволила.
Вот и результат – сверх своей «родной» смены суточной отмутузил ещё целых десять часов вдобавок.
Да, пришлось оттрубить.
Поэтому сейчас он бежал вприпрыжку.
Мчался. Скакал, перепрыгивая через препятствия.
Домой! К себе! К семейному очагу. К уюту.
Спешил к жене любимой. К супруге. К своей дорогой Антонине. К Тоне. К Тонечке. К Тонюльке.
И не думал, даже не предполагал, что в этот вечер предстоит остаться одному, без милой своей. В мыслях даже такое не привиделось.
>Глава 2
Нежданное одиночество
Печаль беде не помощник.
Русская пословица
А дома его ждала записка.