– Да. Теперь понятно. Вроде бы… Только непонятно, а зачем они все куда-то тебя направляют? И посылают? А почему не лечат?
– Ну, а это мне, дорогая моя ненаглядная супружница, и самому непонятно! И я не знаю, почему так происходит. Законы, видать, такие идиотские. И порядки. Но завтра Ашот Карфагенович обещал выписать, наконец-то, мне льготные снадобья. Добрый он человек. Отзывчивый. Душевный. Порядочный. Поэтому с утра пойду к нему.
– Хорошо, Василёк. Я рада за тебя, что получается. Понемногу, правда.
– Спасибо, милая. Я тоже безумно рад, что что-то стронулось… снялось с якоря, в движение пришло. Правда, не всё, не везде и не так, как это должно быть.
– Ты про что, Василёк? Вид у тебя какой-то нездоровый. Ой, прости, дурость сморозила. У всех больных людей вид нездоровый. Всегда так. Они же больные…
– Да я не про это. Я про очереди. Там, в Пенсионном фонде, тоже очереди очень огромные. Многолюдные! А очередники какие-то беспутые… Или беспутные… Какие-то не такие: то ли они все там глухие, то ли тупые, то ли ещё какие…
– Как это? Ты про что, Василёк…
– Глухня там полная в очередях! Или всем начхать на всех. Кое-как добился за кем мне в очереди быть. Несколько раз, Тонюсик, спрашивал, а в ответ тишина. Словно это не я, а невидимка! Ты представляешь? Я сперва изумился. Потом удивился. А в конце вообще обозлился. Чуть не послал их всех… А ещё…
– Стоп! Тпру! Как говорит твой доктор Айболит. Ну ты и разошёлся… Куда это ты их хотел послать? А?? Васенька…
– Туда! Куда надо! Куда всех посылают! Ферштейн?
– Ферштейн-ферштейн… Только не надо так делать! Никогда! Понял?
– Понял. Извини. Больше не буду. Честное слово.
– Ну и ладненько. А ещё что? Ты ещё что-то сказать хотел.
– А ещё они там все не любят слово «последний». «Крайнего» им подавай!
– Да, мой дорогой. Я тоже заметила такие изменения в обществе. Они от этого слова «последний» шарахаются, как чёрт от лампады. Ой, прости. От ладана. Так будет правильнее. Они почему-то перестали его употреблять в своём лексиконе. Где надо и где не надо, где можно и где не можно эти новомодные «знатоки» русского языка… всегда вставляют почему-то слово «крайний» вместо обычного слова «последний».
– Это точно! Хоть стой, хоть падай…
– Не надо, Вася, падать. Стой на ногах твёрдо.
– Я так и делаю. И говорю «последний», когда оно действительно последнее. А «крайний» – когда оно действительно крайнее.
– Молодец, Вася-Василёк! Я горжусь тобой, мой рыцарь!
– Тонюсик! Со мной работает один мужик. Так он вместо рыцарь говорит лыцарь.
– Разные люди на свете белом. Одни грамотные… другие безграмотные…
– Вот и я про то. А ещё я хотел…
– Стоп! Может, закончим на этом, дорогой. Некогда мне, родненький.
– Нет-нет. У меня ещё есть кое-что… Послушай. Это интересно.
– Лады. Уговорил. Продолжай.
– Когда я зашёл в здание Пенсионного фонда, то там очередь огромная стояла. Я спросил, кто последний, потом кто крайний. Но мне никто не ответил. А вот когда я крикнул очень громко, то дедок седой мне кивнул, мол, он крайний…
– И что тут интересного?
– Ну вот… сама смотри. Дед тот тоже не хотел последним быть. А на слово «крайний» откликнулся. Видать, дедок этот тоже суеверный. А к слову «последний» у него предвзятость! Фобия у него, у старика этого.
– Почему ты так решил?
– Ну вот… сама смотри. Я два раза спросил, а он никак не отреагировал. Потом только… на фразу «кто крайний» отозвался. И то только после того, как парнишка его в бок толкнул и на меня указал. Только после этого старик головой мотнул.
