Жизнь – вечная - страница 21

– Роман Хэма не укладывался в разрешенную схему: хорошие «красные» – плохие «белые». По идеологическим соображениям роману ввалили восемь лет, как и мне… – усмехнулся Феликс. – Но совсем запретить книгу о героях-республиканцах такого заслуженного и знаменитого автора, было бы просто неприлично. Вы помните, Наташа, рассказ о том, как франкисты истязают в застенках Марию, возлюбленную Роберта? Или как республиканцы в маленьком городке расправляются с фашистами и их сторонниками – забивают цепами для молотьбы, даже молящегося священника. А ведь Бог – есть любовь… Гнев – не праведный советник.

Мне пришлось признаться:

– Не могу читать про такие ужасы, пропускала в романе эти страницы.

– То-то и оно… – ответил Феликс и прикрыл глаза. – История повторяется. Вы должны знать правду… Надо разбираться в идеологиях… Иначе… Пожалуй, пойду…

Он оделся и еще стоял у дверей. Я вдруг спросила:

– А как же «Гренада»? Что хотел сказать Светлов? Почему его герой украинский хлопец? Я ничего не понимаю…

– При чем здесь Светлов? – удивился Феликс.

– Как при чем? Он же про войну в Испании писал? – удивилась и я.

– Бог с вами, Наташа. Это великое стихотворение было написано за десять лет до нее. Светлов сам рассказывал, как он в двадцать шестом году проходил по Тверской мимо кинотеатра «Арс» и в глубине двора увидел вывеску: гостиница «Гренада». Ему так понравилось это слово «Гренада», что он решил: дай-ка напишу какую-нибудь серенаду! Но в трамвае по дороге домой пожалел истратить такое редкое слово на пустяки. Подходя к дому, он начал напевать: «Гренада, Гренада…», а когда открыл дверь квартиры, уже знал, что напевать Гренаду будет родной украинский хлопец. Светлов родился на Украине. Стихотворение оставалось только записать… Он понятия не имел про Гражданскую войну в Испании, но, как настоящий поэт, сумел задеть потаенные струны души… Когда война началась, люди сами связали Гренаду с героями войны против Франко, Гитлера и Муссолини. Разве не помните:

Феликс процитировал, раскланялся и ушел, сказав на прощание:

– Желаю и вам, Наташа, такой Гренады…

Про что это он, я не поняла…

– Феликс в некотором смысле прозорливец… – сказал художник, когда мы сели за стол попить чайку.

– Да… Странный он какой-то, – ответила я, внимательно глядя на Крылова, не обидел ли его внезапный уход?

– Феликс советует вам поступать во ВГИК…

– Что? – оторопела я. – Куда-куда?

– Ехать в Москву, в Институт кинематографии. Вы же знаете, я закончил художественный факультет…

– С чего он все это взял? – сказала я и заплакала. Даже не поняла, отчего.

Что-то прорвало. Выходил наружу мой страх за будущее, которое в последнее время рисовалось мне в черных тонах. В моей проектной конторе меня обещали скоро повысить до старшего инженера, но на кой он мне сдался, если от работы тошнит… Крылов подлил масла в огонь:

– Простите меня, дружок, великодушно. Я иногда делился с Феликсом… про ваше непонятное уныние. Все при вас: молодость, красота, работа, дом, живые родители, друзья… Но какой-то червь гложет. Мне кажется, это уныние только усиливается. Так не далеко и до отчаяния… Мы думали-думали и придумали. Вам надо резко поменять жизнь. Вашу контору – на ВГИК. Прекрасно!