но мне всё с вами ясно. Мы видим, Роман, что ты человек серьёзный. В общем, уж позвольте, как
говорится, сразу быка за рога…
На мгновение она сосредоточенно смолкает. Иван Степанович, уловив, о чём она сейчас
заговорит, со вздохом поднимается и ходит вдоль своей красной изысканной стенки.
– Так вот, – продолжает Тамара Максимовна, – встречаетесь вы, по моим агентурным данным, –
тут она снова не может сдержаться от невольной, но нервной улыбки, – уже около года. Я уж не
говорю о вашем давнем знакомстве. Так что, о какой-либо случайности отношений тут и речи не
идёт. Однако ж, ваши встречи – как бы это выразиться? – не совсем целомудренны. И потому, если
вы действительно, как говорит Ирэн (да что там «говорит», я и сама вижу её терзания), любите
друг друга, то мы, можно сказать, не возражаем, что ли… если вы станете жить вместе. Открыто и
по-человечески. Короче, ставлю вопрос ребром: женитесь вы, наконец, или нет? По-моему, люди
без семьи всё-таки портятся. Решайте… Ну, а первое слово – мужчине. В нашей семье принято так.
Несмотря на то, что первое слово в семье Лесниковых принадлежит мужчине, это непростое
решение озвучено женщиной. Однако, судя по напряжённому взгляду Ивана Степановича, и он
тоже полностью на стороне «своего слова», высказанного женой.
Роман боится, что, заговорив, станет заикаться. Он полностью во всём запутался. А ведь
Голубика-то, вопреки страхам, не смотрит на него снисходительно, как в детстве. Хочется даже
самому глянуть на себя как-нибудь в этот момент со стороны – может быть, и впрямь в нём
появилось теперь что-то особенное? Но надо же что-то говорить, от него ждут серьёзного,
взвешенного ответа. Только откуда эту взвешенность взять? Роман сдвигается на краешек кресла,
готовый для любого движения. Сказать «да»? А если Ирэн, эта прекрасная ведьма, безупречно
сыгравшая свою роль, засмеётся и раскроет розыгрыш, признавшись, что её мужчина совсем
другой, хоть она и поражена такой невероятной встречей. И тогда он со всей своей серьёзностью, с
рассказами о работе, службе, родителях, окажется ещё более жалким, чем когда-то в детстве.
Почему, кстати, они сами-то ничего не заметят? Ведь год этого якобы его жениховства никуда не
укладывается. В прошлом году он в это время ещё в наряды на границе ходил. Не засмеяться ли
сейчас первому, раскрывая эту нелепую игру? А что она? А она… И как это понимать?! Голубика,
едва дождавшись его взгляда, незаметно, почти одними глазами кивает: говори «да». Это что,
продолжение розыгрыша? Или она согласна замуж за него? А если согласна, то что же он? Видно,
как родители уже нервничают от его заминки. Особенно неловко Ивану Степановичу. Да нет,
никакой это не розыгрыш: разве может Ирэн так смеяться над родными?
– Да я, в общем-то, ничего, – почти шепчет Роман, – как вот. . – он вдруг (что уж совсем не лезет
ни в какие рамки) начисто забывает имя той, которая до сих пор снится иногда ночами, и лишь
растерянно кивает в её сторону. – Как вот она…
– Вы только посмотрите на него! – вдруг с усмешкой выдаёт Голубика, отчего душа Романа
уходит в пятки, – он, видите ли, согласен! Вот всегда ты так: ничего да ничего, – повернувшись уже
к нему, ласково и капризно передразнивает она. – А где мы будем жить? У тебя в общежитии?
Роман готов со стыда провалиться за свою вдруг обнаружившуюся легкомысленность –
Господи, да когда же было подумать ещё и об этом!?
