Жизнь языка: Памяти М. В. Панова - страница 33



ученик – не мой ученик. Вот вы говорили, Елена Андреевна, и я это сейчас повторю, сколько он пригласил ученых в Институт русского языка, ему духовно неблизких, начиная с Шаумяна, структуралиста, ну и, там, очень многих.

З.: Апресян, Мельчук, это же он всех пригласил.

П.: Да.

З.: Левин.

П.: Левин, да. Так что надо воздать Виктору Владимировичу хвалу именно за то, что у него был прямой взгляд.

З.: Прежде всего за то, что он оценил Михаила Викторовича и его пригласил.

Т.: Да, да.

П.: И мне это особенно дорого. Так вот, идет у нас с Виктором Владимировичем разговор, и вдруг он говорит: «А как вы отнесетесь к тому, чтобы работать в Институте русского языка?» И я ответил (как всегда в минуту растерянности, очень неуклюже сказал): «Виктор Владимирович, вы ставите меня в положение буриданова осла. Я не знаю, куда мне двинуться – туда или сюда». Виктор Владимирович говорит: «Ну хорошо. Давайте мы сейчас решим, что вы будете работать в Институте русского языка», – решил все, значит, Виноградов. Взял – повернул на другую сторону. «А насчет университета мы потом посмотрим». И на самом деле потом он меня и в университет приглашал. Ну вот. Значит, мама была жива, и она даже встревожилась и спросила: «Мишенька, а ты сможешь?» (З. смеется.) Маме – спасибо ей, она заботилась обо мне… чтобы я не зазнавался. Ну вот. Значит, сейчас я посмотрю, чего… Теперь, почему меня Виктор Владимирович пригласил. Он же мои статьи [вряд ли читал]… там, три или четыре статьи напечатано в «Ученых записках МГПИ», которые никто не читал, они выходили очень маленьким тиражом. Раздумывая об этом, я подумал – вот почему. В журнале «Вопросы языкознания» шла дискуссия о преподавании в вузах истории русского языкознания, вернее, языкознания в России, и я написал статью, которая была напечатана, по повелению, конечно, Виноградова, в «Вопросах языкознания». И я думаю, что некоторые идеи этой статьи Виктору Владимировичу показались близки. А идеи эти – они были не менее близки и мне. (З. смеется.) Идеи такие. Надо прекратить издеваться над русскими языковедами. Они все рассматривались как люди, которые находились под влиянием западных ученых (компаративисты – это сначала на Западе, а потом Востоков и Буслаев у нас). Еще не полностью исчезло стремление изобразить всех языковедов как сторонников какой-нибудь социальной прослойки – «работали для каких-нибудь социальных сил». И я вот восстал против этого принижения русской лингвистики и написал о том, что надо изучать, как одно учение порождает другое учение, как одно вырастает из другого.

З.: В духе «Этюдов о стиле Гоголя».

П.: Да-да-да-да-да-да-да-да.

З.: На самом деле это та же мысль.

П.: Да. Сейчас я не помню уже… статья эта в журнале сохранилась, но я давно ее писал, и… ну, например, первые статьи Бодуэна написаны явно в потебнианском духе. Ясно, был мост, который от одного к другому был перекинут. И так дальше – Фортунатов оказал влияние на очень многих ученых, которые иногда далеко от него ушли, например Ильинский, убитый Сталиным (Ильинский есть артист, а это ученый). Вот. И эта идея пронизывает статью. Ну, я думаю, что Виктору Владимировичу это было близко, потому что ему, наверно, тоже было тошно от того, что русское языкознание всячески умаляется, то оно подражательное, то оно следует каким-то всяким социологическим схемам, и поэтому… Откуда он меня знал-то? Вот я догадываюсь. Наверно, только по этой статье.