Жизнь языка: Памяти М. В. Панова - страница 45

П.: И принес?

З.: Ну, конечно, принес, всё, да.

Т.: Ни зачем, ни когда вернете…

З.: Ни зачем, ни почему, ни на какой срок…

Т.: Да.

З.: Да. Вот.

Т.: «Хорошо, дорогая…»

З.: Да. Вот это вот характер, понимаете?

П.: Всем приказано было громить этих самых – тех, кто поддерживал Синявского и Даниэля… как они назывались?., (пауза) диссидентов.

З.: Да.

П.: Ну, Бархударов не мог не выступать, директором был уже Филин, он должен был, иначе он не мог бы дальше работать. И Бархударов сделал такое длинное выступление. Он минут двадцать говорил: «Нам нужен дом. Это здание не годится, оно мало. В этом доме должно быть то-то, то-то», он перечислял, там, какое-нибудь машинописное бюро, ксерокопирующий кабинет. Последняя фраза: «Что касается всей этой истории, то я ее не одобряю». (Слушатели смеются.) Он не одобряет.

Т.: Ушел.

П.: Это похоже на Реформатского. По секторам надо было выступать, честить. Реформатский начал свою речь: «Вот вы молодежь, вы не знаете, что такое фашизм, а я знаю, поэтому я так настороженно отношусь ко всем случаям, когда снова забрезжит перед нами возможность фашистских репрессий». А про кого он говорил?., говорил ли он (слушатели смеются)…

Т.:…про эту сторону…

П.:…про германцев или говорил он про других фашистов…

З.: Из чего мы заключаем, что все люди неоднозначны, в том числе и Бархударов. Он, конечно, был личность, и такая интересная, и самобытная, и всё, ну, вот как он мне давал деньги взаймы – это же очень…

Т.: Конечно.

З.:…характерная деталь просто.

Т.: Человеческая.

З.: Не каждый так… Я помню, что я еще занимала деньги у Оссовецкого, потому что они, вот все эти люди, были старше, и, в общем, можно было думать, что у них есть деньги, чтобы дать взаймы. Он мне не отказывал, не спрашивал, зачем и что, и я его спросила: «Написать вам расписку?» Он сказал: «Нет-нет, что вы. Конечно, не нужно», – вот так. Это я тоже помню.

П.: Вы про Оссовецкого?

З.: Да.

П.: Он оказался достойным человеком?

З.: Достойным, достойным. В этом смысле вот из всех этих людей так повел себя только один человек.

(Перерыв в записи.)

П.: Ламара Капанадзе перешла в мой сектор, и я получил согласие Виктора Владимировича. Ну, она села на мое место, у нас не было другого. Я пошел и сел на Ламарино место.

З.: А-а! Я помню. Дело вот в чем было. Это я вам объясню, иначе непонятно. Ламара сидела в комнате, которая принадлежала сектору Шведовой, но поскольку она ушла в другой сектор, значит, надо было это место освободить. Ну где освободить-то, куда деваться? И Михаил Викторович очень хитроумно придумал, что Ламару она прогонит, а ему сказать: «Панов, уходите из моей комнаты» (П. посмеивается), – у ней язык не повернется. И была такая рокировка сделана, действительно.

П.: На следующий же день это ее место было занято. Какая-то сотрудница пришла очень рано…

З.:…и уже села.

П.:…и когда я сунулся на Ламарино место, глядь – а там уже сидят.

Я.: Ну, и потом куда же вы, Михаил Викторович? Потом где же вы сидели?

П.: Потом был временно бродягой. Потом как-то это утряслось.

Т.: Ну университет вы вспоминаете