Жизнь за ангела - страница 12

Когда я принес в редакцию статью, высказал свое мнение по поводу произошедших событий, то редактор наотрез отказался ее печатать.

– Нет! Эту статью о еврейских погромах я опубликовать не смогу!

– Почему? Я журналист и обязан писать правду. У нас в свободной стране нельзя выражать свое мнение? У нас демократическое – государство!

– Демократическое? Кто вам это сказал? Вы сочувствуете евреям? Осуждаете эти погромы?

– А в чем евреи виноваты? Это жестоко! Громят магазины, жгут синагоги… Я не могу об этом молчать!

– Это реакция на убийство нашего дипломата! Что вы хотели?

– В таком случае это вина одного человека, но все остальные ничего не делали! Почему они должны страдать?

– Ваше мнение расходится с общей идеологией и политикой нашего государства! Цензура это просто не пропустит! Это может для вас плохо закончится!

– В Германии устраивают погромы, преследуют евреев, уничтожают ценнейшие культурные ценности, сжигают литературу, зарубежных и даже немецких классиков, Пушкина, Толстого, Гегеля и Гете! У нас диктатура?

– Вы смерти моей хотите? У меня жена и двое детей. Мою редакцию закроют, лишив меня последнего куска хлеба вдобавок уничтожат меня и всю мою семью. Неужели вы сами не боитесь? Вас же могут забрать в гестапо. Послушайте, вы очень смелый и умный молодой человек, но вы еще слишком молоды и наивны. Или вы пишите то, о чем можно писать, излагаете правильную точку зрения, либо я вас просто уволю…

Все, что происходило в Германии, мне определенно не нравилось, но что-либо поделать с этим и выступать открыто я не мог. В университете, нас студентов, подвергали всяческой идеологической обработке, настраивали против евреев, большевиков, и давали рекомендации по поводу написания идеологически правильно выдержанных статей. Приветствовались также различного рода карикатуры, которые всячески высмеивали коммунистов и евреев. Большевиков нам представляли, как отсталых, малообразованных, туповатых крестьян, жестоких и деспотичных варваров под предводительством тирана Сталина, который сажал народ в тюрьмы и лагеря. При этом внушали, что цель большевиков – это завоевание мира и насаждения своего режима, идеологии всем остальным. Стоит ли удивляться тому, что после того, что говорил о большевиках мой дед я легко этому верил? Евреев же обвиняли во всех грехах, каких только можно, представляя их паразитами и грязными свиньями, расово неполноценными, которые должны были быть изгнаны из Германии. Но все же, столь звериной жестокости по отношению к этой нации я толком не понимал.

В добавок ко всему мой отчим также изрядно действовал мне на мозг своей пропагандой, и агитировал вступить в эту самую нацистскую партию. Тем самым, он раздражал меня еще больше и мне хотелось делать ему назло.

Живот у Инги округлился, беременность становилась все заметнее, ребенок начал шевелиться, толкаться и для меня это было каким-то чудом! Я впервые стал осознавать свою ответственность и привыкать к этой мысли, что стану отцом. Мы часто разговаривали, думали кто у нас будет и как мы его назовем. Мне конечно хотелось мальчика, и я хотел назвать его Пауль. Инге хотелось девочку, и мы решили, что назовем ее Эльзой.

Глава 11

До родов оставалось еще две-три недели, когда Инга внезапно почувствовала боли похожие на схватки. Она плакала, а мы с фрау Мартой как могли, успокаивали ее. Боли не прекращались, и мы решили отвезти Ингу в клинику, где ее наблюдал врач. Мою жену сразу же положили на каталку и направили в операционную. Перед этим я успел пожать ей руку, а она последний раз посмотрела на меня. Потянулись долгие часы ожидания, после чего вышел врач, с очень уставшим видом.