– Но я то, помню какая она!
– Лява, не зли меня! Скажи – нахрена тебе её помнить?
Ты, чё – искать её – потом собираешься?
– Слушай – Бекас, говорю тебе путём – если, к примеру, с этой шмарой я пересплю то, наверняка, на всю жизнь охота к бабам отпадёт.
– Проглотишь, если надо будет; не нравится – топай но- гами по шпалам.
– Ну-у-у… с водярой, – тихо начал Лёха, – может и прока- нает; пусть, лярва, три пузыря тащит из ресторана – даром не
получится. Хочет троих поиметь за то, что до Москвы сидя на лавке, нас довезёт – обломится! Федот, чего молчишь? Тебе начинать. Водяры хлопнешь малость; много вначале не пей, давно не пили, отрубиться можно. Сыграть банк надо до конца – второго фарта – может уже не выпасть, можем на неприятности нарваться.
– Молодец Лява, дошло, наконец, – сказал Бекас, – Бас- мач, чего молчишь? скажи хоть что-нибудь, а то подведёшь нас под монастырь.
– Да я не знаю; у меня, вроде бы ещё с женским полом ничего такого в жизни и не было, – равнодушно сказал Фё- дор и отвёл взгляд в сторону окна.
– Тю-ю-ю! так ты получается девственник? не в монахи ли собрался? вот как раз и случай – разговеться; и невеста, что надо! на всю жизнь запомнится; слюни накапливай по- больше, чтобы до старости – чем плеваться хватило. А не хочешь? – слезай на первой станции и дальше иди косты- лями. – Сказал Лява, подхалимски посмотрел на Бекаса и умолк. Бекас косо взглянул на разговорившегося друга, со злостью сказал:
– Глохни Лява, все мы тут равны. Вот посмотрим, как ты отметишься: гляди, догавкаешься, что эта бабёнка в окно те- бя вышвырнет, у неё силёнок хватит.
В это время щёлкнул в двери замок. Рая забежав в купе, скороговоркой проинформировала своих постояльцев:
– Мгновение мальчики: сейчас постельное разнесу, чай- ком напою и мы тогда свободны, как ветер.
Она действительно носилась, словно ветер; предчувст- вие предстоящей необычной ночи окрыляло её, то возбуж- дение, не укрытое глазу, те липкие, порой даже грязные и распутные взгляды, которые она постоянно бросала на Фё- дора, выдавало её с ног до головы, всю её неистовость и по- хоть. В этот момент она вряд ли сознавала, что соединить несоединимое невозможно.
Через час с небольшим, она распаренная от беготни, ли- цо стало багряно пунцовым с красными пятнами, влетела в каморку купе и с разбега грохнулась на угол сиденья.
– Фу-у-у! Кажись, справилась. Все такие пентодные: тому хрычу – простынь не такая, слишком она старой ему показалась или грязной кажется, тому чай холодный – за-а-долбали! Пер- вый раз в жизни в поезде едет, и ему всё не так. В общем – так, свободного купе, как я намечала, не получилось: то, что было под бронь, занял какой-то начальник – директор какого-то за- вода. Спать, разумеется, придётся по очереди. Порядок таков: двое сидят на откидных стульчиках в коридоре, один спит – по- том меняемся. Вы как мальчики, согласны?
– Да нам хоть стоя, лишь бы ехать, и водяра с закусоном была, – сказал Бекас, – обещала ведь в натуре.
– Ну, это не беда, даже идти в ресторан не понадобится; я для такого случая всегда в дорогу с собой беру. На ужин что-нибудь из ресторана принесу; деньги у вас имеются?
– Рая, какие деньги? Ты что – по нас не зыришь, откуда мы отчалились? Там денег, кот наплакал, дают – на пачку махорки, а ты о каких-то деньгах, – сказал Бекас.
– Ну и ладно, я это предвидела: нет, так нет; где наше не пропадало.
