– Да не переживай ты, всегда у мальчишек так бывает в первый раз. В следующий раз у тебя будет все хорошо.
От стыда я не мог смотреть на нее, вскочил с постели, схватил брюки и рубашку и, пытаясь попасть одной ногой в штанину, выскочил из избы. Перепрыгнул через тын к реке и бросился на землю в кустах. Домой пришел только через час. Но на следующий вечер с понурой головой снова стучал в окно Сониной избы. А потом были два дня счастья. Но на третий день Соня не пустила в дом и коротко сказала:
– Иди домой. Я завтра уезжаю.
– Почему? Я что-то не так сделал?
– Нет, ты здесь ни при чем. Но твоя бабушка сказала, что если я еще раз «трону ребенка», она меня прилюдно опозорит и заявит в милицию.
Я ярко представил себе, как разъяренная бабушка рвет волосы на голове Сони. Ее неукротимый характер был мне хорошо известен. И в этот, и на следующий день я не знал, куда прятать глаза от нее, и через два дня уехал с попутной машиной в Житомир.
Вероятно, этот опыт оказал большое воздействие на мою психику. Глядя на симпатичную крупную женщину, я инстинктивно хотел снова ощутить тот восторг, тот удар адреналина, который испытывал в те жаркие июльские вечера. Но возможно, это просто реакция невысокого худощавого мужчины на крупных женщин. Никто не может указать точно причину, однако я попадал из-за этого неоднократно в невеселые ситуации. Так было и с той медсестрой, которую увидел в палате, где лежала Галина с Ксюшей. Я не смог удержаться, быстро завел знакомство, и, как всегда, медсестра не смогла противостоять моим ненавязчивым ухаживаниям, честным глазам, неотступно и влюбленно глядящим на нее. И что в результате? Очередное разочарование и развод с Галиной.
И это повторялось в моей жизни неоднократно: увлечение, разочарование и расставание; хорошо еще, если только с материальными потерями.
Впрочем, я опять отвлекся.
Весь август и сентябрь я занимался реализацией своих запасов. К удивлению, хорошо пошли газеты. В стране почти не осталось старых газет. И состоятельные «новые русские» охотно приобретали газеты царского времени, чтобы посмеяться над незатейливым содержанием и странными объявлениями.
В октябре, после того как были напечатаны приватизационные чеки, снова встретились у Виктора Борисовича обменяться мнениями. Говорили в основном Виктор Борисович и Веня.
– Ваучеры будут со временем оцениваться в зависимости от политической ситуации в пределах от двадцати до сорока тысяч рублей. Ведь инфляция притихла, но не остановилась.
– В первые месяцы возможны сильные падения цены, так как чековые аукционы совершенно не подготовлены. Чековые фонды практически еще не организованы – не хватает специалистов. Население не будет знать, что делать с этими красивыми бумажками. Тебе следует приобретать их в пределах от пяти до десяти тысяч рублей.
Я спросил:
– Почему вы только советуете, но сами не собираетесь использовать ситуацию?
Виктор Борисович ответил:
– Я уже стар, да и положение не позволяет. Но главное, нет таких денег, чтобы серьезно тратить на это время.
А Веня сказал, что планирует скоро переезжать в Израиль, работа же с чеками – долгосрочная акция.
Я, наверное, замучил вас многочисленными отступлениями, но без объяснений невозможно понять, почему в моих делах принимали такое деятельное участие Виктор Борисович и Вениамин. Зачем тратили свое время.
Виктор Борисович с самого начала отнесся к моему появлению в институте с легким раздражением. Диссертация (а Виктор Борисович сразу же взял в библиотеке реферат моей диссертации) была не то что бы слабая, но просто неинтересная. И появление в институте было странным – типичный позвоночник с неясными связями. Да и проявлял я, даже в первое время, не слишком большое рвение в работах отдела. На семинарах в основном молчал, отделываясь короткими репликами, когда Виктор Борисович интересовался моим мнением. Кроме того, меня явно не тяготила мизерная ставка младшего научного сотрудника со степенью.
