Жизни сестер Б. - страница 19



Не представляю, с чего вдруг эти люди показались мне странными и даже пугающими, ведь на самом деле они желают мне только добра! Набравшись смелости, рассказываю о своих достижениях в области латыни и греческого и также интересуюсь, знают ли они что-либо о Текущих Событиях, хотя если не знают, то это не страшно, и после этого Терри смеется, и Джим с Петом смеются, и я тоже смеюсь, а потом вдруг подходит отец.

Вставай, говорит он.

На ногах я стою нетвердо. Папа принюхивается. И чем это ты здесь занимаешься?

Наслаждаюсь беседой с прекрасными джентльменами, хихикнув, отвечаю я. Как ты и просил.

Он дает мне пощечину.

От моей мужественности не остается и следа – потрясенный его поступком, я начинаю плакать.

Ты употреблял алкоголь, говорит папа. Я же чувствую, пахнет спиртным.

Ничего подобного! – отвечаю со всхлипом. Я бы не стал, ни за что!

Ваш милый мальчишка сам попросил, заявляет Терри. Ему понравилось, так что, видать, впереди большое будущее.

Вы сказали, это яблочный сок! – возражаю я. Они сказали, это сок! Мои слова, наверное, трудно разобрать сквозь рыдания. Я думал, там сок!

Ты считал, что пьешь сок? Что ж, тогда я должен извиниться. Если ты действительно не знал, что пьешь спиртное, мне придется выгнать эту троицу и навсегда лишить их доступа в столовую.

Я смотрю на своих приятелей. Придется им смириться, поскольку они вовсе не нуждаются в одобрении моего отца, тогда как мне оно необходимо каждый день!

Я киваю.

Ты понимаешь, каковы последствия твоих слов? Эти трое не смогут сюда вернуться, даже если будут голодными. Раз уж тебя на самом деле напоили виски против воли, они этого заслуживают. Однако если ты говоришь неправду, то возьмешь грех на душу и по твоей вине люди останутся без еды. Тебе все ясно?

Я снова киваю.

Весь мир завертелся, вызывая неприятные ощущения, будто мы сидит в тележке и в любой момент можем упасть.

Мертвые платья

Глава, в которой Шарлотта всех бросает


По непарным дням они собираются на койке Эмми, поскольку Эмми и сама не любит быть в паре. Завтра будут сидеть на койке Энни, и не важно, что Эмми – двенадцать, четное количество лет, а Энни – одиннадцать (ну почти). Бренни на верхней полке, он словно високосный год: смотрите, как повис между кроватями! А все потому, что теперь их трое, а не четверо: Лотти, она же Вредина, вернулась в школу, в этот занудный интернат, и бросила их всех с вечно молчаливым папой и вечно сидящей за шитьем тетей. От нее приходят письма с радостными новостями: я учу географию! Изучаю арифметику! Да что интересного в одних горах и цифрах?

Оступившись, Бренни чуть не падает на пол между койками. Стопа болтается в воздухе, он кричит, и не только по той причине, что Эмми укусила его за ногу.

Когда папа вслед за Врединой отправил в школу и Эмми, она взяла и перестала есть.

Я чуть не умерла, пыталась объяснить она Энни. Хотела, чтобы меня отправили домой.

И каково это, чуть не умереть? – спрашивает Энни, уже не в первый раз.

Становится очень-очень тихо, говорит Эмми. Каждый ненормальный день все тише и тише.

Здорово. Мне нравится тишина.

Эмми не любит, когда Энни заводит такие разговоры. Ты никогда не умрешь, продолжает Эм, потому что мы всегда будем вместе. Она сжимает руку Энни под одеялом.

А если мы разлучимся? – резонно интересуется Энни.

Бренни продолжает вопить.


Причины нового прозвища Лотти очевидны:

Она их бросила.

Ей нравится школа.