Жмурки со Вселенной - страница 8

– Ага, по-твоему, и меня голодные малыши будут мотивировать? Григ, ты опять, что ли, к теме детей переходишь?

– Да при чем тут… А-а-а, с тобой невозможно разговаривать, ты перескакиваешь. Именно мы, дети, давали «пинка» папе, грубо выражаясь, а не чужой дядька за деньги на семинаре.

Наступает тишина. Потом Григ говорит:

– Я уже понял твое мнение насчет детей. Тебе еще рано, бла-бла-бла, пока ты не найдешь себя и так далее.

– Да, и я повторяю тебе снова и снова. Дети – это прекрасно, но мне еще нужна свобода, не готова к такому, понимаешь?

Я вздыхаю, спор заходит в тупик. Собираю грязные тарелки со стола. Григ рассказывает про успешный путь своего отца. Но шум от воды мешает мне услышать эту историю в пятьсот второй раз.

Поздний вечер мы проводим каждый за своим телефоном. Я надеюсь прочитать книгу о навыках успеха, но даю себе пять минут на то, чтобы еще посидеть в соцсетях. Полезным делом займусь ровно в 22:00, лучше в 22:30. Ближе к полуночи понимаю, что уже бессмысленно начинать читать.

«Интернет-сожаление» (по-английски int-regret) – это чувство знакомое каждому, кто корит себя за впустую проведенное в соцсетях время. Они мне вредят, но ничего не могу с собой поделать. Устанавливаю лимиты – они ограничивают время работы соцсетей. Помогает буквально на два дня, постепенно добавляю к лимитам по пятнадцать минут, потом перевожу на два часа, а затем на три. Бесконечное сожаление и отсутствие силы воли приводят меня в уныние. Для человека, который жаждет вырваться из дня сурка, я безвольная какашка.

В жизни работающих людей остается один полноценный выходной. И столько всегда надежд на единственный день. И сколько обид, если он проходит так же серо, как и будни. Но иногда среди недели мы с Григом выбираемся в кино, на концерт или в театр. Мы спешим на спектакль об Алисе, столько положительных отзывов. Григ с трудом соглашается, и то потому, что нельзя отказывать имениннице в ее просьбе. В театре все монотонно машут программкой с либретто, создавая иллюзию циркуляции воздуха. Зал наполняется детскими визгами и взрослым шиканьем. Впереди нас сидит семья. И мальчик лет восьми в момент взлета актера говорит своему папе: «Смотри, летает тот, кто сумел взлететь».

Григ тут же прислоняется ко мне, шепчет. На нас шикают соседи, я тоже неодобрительно смотрю на него, и не из-за чужого мнения по поводу этикета, а потому что его умиление детской мудростью меня раздражает.

Мой день рождения проходит молчаливо, с непонятными эмоциями от спектакля. Мы оба в соцсетях, едва перекидываемся двумя-тремя фразами, чтобы показать смешной мем или коуб, тема гениального ребенка больше не поднимается.

Все мои знакомые строят карьеру, и только две коллеги находятся в декрете. Заезжаю к ним раз в два-три месяца, но запах сожженной каши, ненавистный еще с детства, убеждает, что нам стоит встречаться еще реже. Ухоженные девчонки превращаются в замученных женщин с синими кругами под глазами, грязными шишками на головах – вполне подходящий образ для рекламного буклета с презервативами.

Мне нравятся их дети, но на расстоянии и раз в полгода. Страх, что жизнь превратится в одну сплошную подгоревшую кашу, выбивает из меня все желания, связанные с материнством.

Мои дни и так не отличаются разнообразием. Каждую ночь ложусь с мыслью, что завтра все будет по-другому, запишусь на какие-нибудь курсы, скажу начальнику, что ухожу, начну путешествовать, мы с Григом посетим все музеи.