Постепенно в глазах проясняется, и я вижу, что парю над океаном. Небеса подо мной – грозовые, полные набухшими желтоватыми тучами. Я чувствую, что Шэва все еще рядом, но не могу оторвать взгляда от толщи воды далеко внизу. У самой поверхности плавают какие-то огромные существа. Я чувствую в них зло и желание убивать. Ужас наполняет меня – ужас, подобного которому я еще не испытывал в своей жизни, даже в черные годы детства в Блэклифе.
Потом страх отпускает меня – остается только ощущение направленного на меня взгляда. Взгляда кого-то очень древнего. В сознании звучит голос:
Ночь приближается, Элиас Витуриус! Будь готов.
Голос говорит очень тихо, мне приходится напрягать слух, чтобы его расслышать. Но, пока я пытаюсь разобрать слова, океан уже исчезает, тьма возвращается, а голос и образы угасают в моей памяти.
Узловатые ветви деревьев надо мной. Мягкая пуховая подушка под головой. Я сразу понимаю, где я: у себя дома, в хижине Шэвы. В очаге потрескивают дрова, вкусно пахнет рагу с острым карри. Я позволяю себе просто лежать в постели, полностью расслабившись. Так можно расслабиться только в самом безопасном, теплом месте – под собственным кровом.
Лайя! Когда я вспоминаю, что произошло, то немедленно вскакиваю. Движение слишком быстрое, и моя голова начинает пульсировать болью. Ад побери!
Мне нужно срочно вернуться в деревню, к Лайе! Я заставляю себя подняться на ноги, нахожу клинки, которые лежат у меня под кроватью, и кое-как ковыляю к двери хижины. Снаружи свистит холодный ветер, поднимая снежные вихри по пояс высотой. Призраки при виде меня начинают стонать и метаться, их страдания я ощущаю физически.
– Здравствуй, младший, – одно привидение – женщина – приближается совсем близко. Оно такое бледное, что я едва могу разглядеть лицо. – Ты не видел мою любимую малышку?
Вспоминаю ее. Это Истаявшая, один из первых призраков, которых я встречал здесь. Пытаюсь ей ответить, но голос с трудом исходит из горла, будто оно заржавело.
– Я… нет, прости меня…
– Элиас, – передо мной на поляне появляется Шэва. Она держит корзину зимних трав. Истаявшая, и без того всегда застенчивая, тут же исчезает. – Тебе еще нельзя вставать и выходить из дома.
– Что со мной не так? – спрашиваю я Ловца Душ. – Что произошло?
– Ты был без сознания около суток, – Шэва нарочито не обращает внимания на мой резкий тон. – Я решила перенести нас сюда сама, без хождения по ветрам. Это опасно для смертных, зато быстрее.
– Но Лайя! И Мама…
– Молчи, Элиас, – Шэва присаживается у корней старого тиса и глубоко вздыхает. Дерево словно обволакивает ее корнями, повторяет изгибы тела, стараясь сделать себя еще удобнее для сидения. Она извлекает из корзины пригоршню трав и начинает рвать их, яростно отделяя листья от стеблей. – Ты едва не позволил себя убить. Тебе что, недостаточно?
– Тебе не следовало меня оттуда утаскивать! – волна гнева захлестывает меня. Шэва молчит, но я вижу, как растет ее ярость. – Я бы и сам справился. Сейчас мне нужно вернуться в деревню.
– Глупец! – она в ярости отбрасывает корзину. – У Кровавого Сорокопута в перчатке был кинжал. Она почти пронзила тебя – до сердца оставалось меньше дюйма! Маут пытался тянуть обратно, но ты его не слушал. Не подоспей я на помощь, сейчас пришлось бы ругать твой бледный призрак. – Улыбка Шэвы стала похожа на оскал. – Несмотря на свои предчувствия, я позволила тебе помочь друзьям. Посмотри, что с тобой стало.
