Бонд отыскал в городском справочнике адрес Готхарда Клейна и с холодной яростью в сердце отправился на его поиски. Дом оказался симпатичным пригородным коттеджем, из трубы которого уже поднимался ранний дымок. Дверь открыла сама миссис Клейн, женщина средних лет, со светлым личиком и слабым немецким акцентом.
– Господин Клейн дома? Я должен его видеть, – сурово потребовал Бонд. – Я владелец "Платт Билдинг", где у него находится офис. Вы, конечно, знаете, что там происходило? – добавил он, заметив недоуменный взгляд женщины.
– Нет, – с сомнением ответила она. – Мне некогда читать газеты, Готхард здесь, да, но он так болен! Он вас не узнает. Доктор говорит, что это пневмония. Он не должен был работать вчера. Он должен был вернуться домой и лечь в постель в три часа. Я не сомкнула глаз в эту ночь.
Она провела Бонда в дом и осторожно открыла дверь в смежную спальню. Там лежал скрипичный мастер, раскрасневшийся от жара, с закрытыми глазами, бормоча бессвязные немецкие слова. Потрясенный этим зрелищем, Бонд отступил назад и снова тихонько прикрыл дверь.
– Ваш муж делает скрипки. Занимается ли он чем-нибудь еще? – спросил он.
– Он делает также гитары, иногда и мандолины. И он изобретает, о! замечательные вещи. Сейчас он работает над скрипкой, которая будет играть сама, как машины для игры на фортепиано. Но я не должна говорить вам об этом. Она еще не закончена.
– Хм! – сказал Бонд, размышляя. – Вы знаете, что он вчера уехал и оставил электричество включенным, а своё изобретение работающим?
– Нет! О боже! Неужели ему придется платить за все это потраченное электричество? Оно еще работает? – воскликнула она, ужаснувшись всей своей бережливой душой.
– Нет, – сказал Бонд. – Я его выключил.
1904 год
Анна Маклюр Шолл
Полумрак этой богато украшенной фресками комнаты разбавляли старинные гобелены, на которых в тускло-зеленых тонах была изображена известная морская история о Цирцее. Качающиеся лампады и желтые свечи толщиной с запястье человека в витых церковных подсвечниках заливали мягким светом мрачную антикварную мебель. Большие латунные чаши с красными розами вносили в глубокую тень цветовые пятна.
В высоком резном кресле у открытого дровяного камина сидела женщина, прислушиваясь и ожидая. Она была одета в свободное платье из мягкой шелковистой ткани, белизну которого подчеркивала мантия из черного меха, только что соскользнувшая с ее плеч. Сама она отличалась необычной красотой: прозрачная бледность кожи, похожая на лепестки белой розы, ярко контрастировала с черными волосами и темными глазами. Она могла бы стать олицетворением ночи.
Через некоторое время она встала и беспокойно зашагала по комнате, остановившись у большой обитой гобеленом кровати, чтобы откинуть покрывало и прикоснуться губами к фиалкам под распятием из черного дерева и слоновой кости у изголовья кровати. Затем она откинула занавески на окне и на мгновение выглянула в залитый лунным светом сад и на огни Флоренции, видневшиеся далеко внизу, в долине. Они жили на вилле уже три месяца, она и ее муж, но за это время посетили прекрасный город всего один раз. Он был поглощен своими химическими опытами, а она – им.
Сейчас она услышала его шаги в коридоре, и сердце ее забилось в предвкушении. Он вошел и на мгновение замер в тени – юношеская фигура, несмотря на согбенные плечи и нахмуренные брови, а также на тот возраст, который придавали ему головной убор и длинное меховое пальто.
