На великое княжение!
– На каменный престол?! – так же отрывисто спросил Ростислав. Ему вдруг показалось, что он сейчас начнёт задыхаться. – Грамота есть?!
– А как же.
На гладко выскобленный стол, шелестя, легло бересто – сухое, чуть желтоватое. И бурые буквы сами бросились в глаза.
Ростислав Владимирич сжал зубы, кожа обтянула челюсти. И тут его обошли. Но, подумав несколько мгновений, он понял, что правда тут за кривскими властелинами. Если закон об изгоях похерить, так за Судиславом, всё одно Ярославичей черёд идёт… а вот потом! Потом и Всеславль черёд как раз!
Но… тут есть ещё кое-что.
Конечно, духовная грамота Судислава очень мало весит в глазах Горы, тем более, что бывший белозёрский князь перед смертью отрёкся от христианства. Но она очень много весит в глазах народа! Именно поэтому! Ибо большинство русичей до сих пор Христа чтят неискренне, только буквы ради.
И ещё больше весит она для кривичей – Ростислав знал, что по всей кривской земле не первый год ходят слухи, что Всеслав Брячиславич от богов владыка всей кривской земли.
И ещё.
Две мелочи. Очень значимых.
Ярослав на великом столе не в черёд сидел. А князья-христиане от русских богов отверглись и в глазах земли право на столы утратили.
При таком раскладе Всеслав вполне возможет и на великий стол сесть.
Ладно!
Ему, Ростиславу, великий стол по праву придёт только когда ни Ярославичей, ни Всеслава того на свете не станет! А окончательно рушить лествицу желания у Ростислава не было.
Волынский князь прямо глянул в глаза полоцкому оборотню и решительно протянул ему руку.
– Грамота-то откуда? – спросил Ростислав уже потом, когда всё было обговорено, и князья понемногу потягивали сбитень и грызли поджаренные орехи, ожидая обещанной Чапуриной хозяйкой яичницы с ветчиной. Волынский князь по-прежнему с оторопью косился на чашу в руках Всеслава, но прежнего суеверного страха перед полоцким оборотнем уже не чувствовал.
– Гридень привёз, Колюта, – охотно пояснил полочанин. – Помнишь ли, который от меня к тебе приезжал? Он при князе Судиславе всё время был, и в порубе, и в монастыре. Он со мной и сейчас здесь.
Ростислав Владимирич задумчиво покивал, вновь покосился на чашу в руках Всеслава и вдруг ясно представил, как Всеслав рубит голову вражьему князю и сдирает с неё кожу. Пожалуй… этот может. Волынский князь вдруг понял, что не удивится, если узнает, что полочанин в юности сердце первого убитого врага съел, а из кожи его калиту себе сделал или седло ей обтянул.
Мотнул головой и сделал крупный глоток.
Гости уезжали рано утром. Чапура стоял опричь, глядя, как выводили коня для тех двоих, которые приехали ночью. Наконец, князь вскочил в седло и, гикнув, помчался по дороге. Следом рванулись вои, раскидывая копытами грязь.
– Да кто же это приезжал-то к князю нашему? – пробормотал огнищанин озадаченно. С кем может князь встречаться отай? Разве что с иным князем каким? Ан не похож… обликом-то. Ни чупруна, ни усов…
– Князь Всеслав это, – хрипло сказали сзади.
Чапура вздрогнул, оборотился – в воротах конюшни стоял, почёсываясь, Колот.
– Тьфу на тебя! – разозлился огнищанин. – Орёшь под руку. Какой ещё князь тебе?
– Полоцкий князь, говорю, – всё так же лениво сказал закуп. – Вои ночью на конюшне болтали. Всеслав Брячиславич.
Чапура озадаченно почесал затылок, опять поглядел вслед всадникам, пытаясь понять, чего же это такое ночью было в его усадьбе, но так ни до чего путного и не додумался. В досаде огнищанин рыкнул на Колота, прогоняя его обратно на конюшню, и пошёл к крыльцу. Наступал новый день, надо было завтракать да за работу браться – хоть и не страдное время, а всё одно, работы на огнище за день не переделать.
