Я и впрямь слышу песню – но почти сразу понимаю, что это запело после недолгого перерыва радио на холодильнике. Выныриваю из объятий сна, вздрагиваю и едва не сталкиваю на пол пустую чашку, которую все это время, оказывается, придерживал рукой.
За тридевять земель скрипит пол. Я слышу, как открывается дверь, вижу, как в коридоре показывается бабушка. Лицо у нее строгое, она спрашивает, почему я ее не разбудил. Я говорю, что сам задремал. Строгость исчезает с ее лица, сменяясь улыбкой. Бабушка идет к плите, проверяет, есть ли в чайнике вода.
Я встаю, потягиваюсь – давно пора ехать.
– И даже не поел?
Я вру, что не голоден, целую ее в макушку, ставлю чашку в раковину и иду в коридор, к вешалке.
Апельсин стоит неподвижно – и нельзя понять, провожает ли он меня в молчаливой торжественности или задумчиво смотрит на метель, в которой растворились и сарай, и яблоня, и двор, и крыши с черенками труб – только зернистая белая пелена приникает с той стороны к стеклу.
– Застегивайся лучше, – командует бабушка у порога. – У вас как, не холодно?
– У нас – это у нас или у нас?
Я ведь уже год как переехал – сразу после свадьбы. Мы теперь живем в однушке на другом краю города, у самой реки. Сейчас река похожа на широкую белую дорогу, по ней ходят рыбаки, раскладывают свои табуреточки.
– У вас, – поясняет бабушка с улыбкой.
Я улыбаюсь в ответ.
Как только я открываю дверь, в коридор влетает горсть звонкой белой крупы.
– Всё, – суечусь я, поправляя шапку, – не держи открытой.
Выпрыгиваю на крыльцо, захлопываю дверь. Слышу, как щелкают замки. Один, второй…
Метет немыслимо – но от этого мне почему-то весело, хочется так и стоять, в самом центре метели, задыхаться, жмуриться. На гараже лежит слой снега толщиной чуть ли не в сам гараж, черный силуэт клена проглядывает сквозь пелену и кажется то ли великаном, то ли сторожевой башней. На той стороне улицы едва угадываются покатые плечи ивы.
Я спускаюсь с крыльца, нарочно сую ногу в сугроб, сходя с расчищенной тропинки – утром отец приедет и будет расчищать заново – смеюсь, задираю голову и вижу высоко в небе, за белой кутерьмой, сияющий диск луны.
Наталья КРАВЦОВА. Живи и здравствуй!
Из цикла рассказов «Алькины истории»
– Когда ты – только что вылупившийся цыпленок, скорлупа рассыпалась на осколки и никак не вернуться обратно, никуда не спрятаться от этого нового мира, – живи! Дыши, кричи, открывай глаза, осваивайся. Я дам тебе проводников – маму и папу, и ты не пропадешь.
Ты пришел сюда из небытия, чтобы жить, любить, страдать.
Кто ты – муравей, птенец, человечек – это все равно. У меня на тебя – планы.
Ты еще влюбишься в эту жизнь – в ее краски, запахи, мелодии, ты почувствуешь, как она прекрасна. Ощутишь, как неповторимо каждое мгновение, ускользающее, тающее помимо твоей воли.
Ты не сможешь управлять временем, ты в этом мире – гость. Запоминай всё, что случится с тобой, потом расскажешь, а я решу – какой срок отмерить тебе.
Твой уход неизбежен, ибо каждый гость рано или поздно должен уйти. Но сегодня живи и здравствуй. И постарайся быть счастливым…
***
Алька нечасто возвращалась в своих мыслях к этому монологу. Но Голос звучал в ней, подбадривал, торопил жить. Иногда, правда, он сердился и замолкал… или просто она теряла способность слышать?
Но в тот момент, когда вдруг безжалостно рушился ее маленький мир, когда она была напугана и растеряна, кто-то всегда держал ее крепко и уверенно, не позволяя струсить, сдаться, опустить голову.
